Мы остаемся свободными

22
18
20
22
24
26
28
30

А те, кто умел любить, – те и уцелели. Даже если их близкие давно погибли, любовь все равно жила в их сердцах и все равно сохраняла от вируса.

И Таис ровным голосом сказала об этом. Ее отрывистые фразы звучали точно приговор. Они звенели над пылающим костром, и возразить было трудно.

– Вы разучились любить, и поэтому погибли, – закончила она.

– Мы в этом уверены, – согласился Федор.

– Возможно, – не стал возражать Григорий. – Вы выжили, значит, у вас получилось. Значит, вы знаете, как можно выжить. И вы есть друг у друга. Вы нужны друг другу, чтобы не превратиться в зверей. Мы с Надей тоже нужны друг другу, хотя нам сложно найти путь даже к самим себе. Я слишком сильно ненавидел, чтобы любить. Я не заводил подругу и не желал иметь семью. Я думал, что вся моя жизнь посвящена борьбе за планету. У меня была великая миссия, только вот завершилась она очень быстро. Последние пять лет я был бесплатным рабом своих врагов, если можно так сказать. Может, если бы у меня были близкие люди, все вышло бы по-другому. Но наверняка этого не может утверждать никто.

– Кто-то ненавидит, а кто-то любит. Я умею и то и другое, – с легким презрением протянула Таис. – Я ненавижу роботов, и я люблю друзей. Это просто. Не обязательно выбирать что-то одно.

– А может, выбрали за нас, – продолжил рассказ Григорий. – Чипы уже тогда были в наших головах. Простенькие, они служили защитой от вируса. Всем, кто входил в повстанческие отряды, полагались чипы. Мальчик Нади уже умер к тому времени. Мы голодали, продуктов не хватало. Все имевшиеся ресурсы мы направляли на борьбу, мы и думать не могли ни о чем другом. А роботов вроде Вара, чтобы рыбу ловить, у нас не было. Были доны пятнадцатые, которые составляли наши основные силы. До той поры, пока синтетики не научились их вырубать.

– Мне и сыну чипы не ставили. Мы отказались, – заметила Надя.

– Почему? Почему ты отказалась? Я тогда все хотел спросить тебя, но как-то не выпадал удобный случай. – Григорий повернул к ней грустное лицо, в его глазах отразились отблески огня, придавшие его чертам остроту и трагичность.

– Я знала, что чипы – это способ управлять людьми. Какая разница, кто управляет? Синтетики или вожди повстанцев?

– Значит, ты знала больше нас.

– Но я не могла говорить об этом. Я должна была думать о себе и о сыне. А после его смерти все утратило значение. К чему бороться за жизнь, если после тебя не останется детей? Никого не останется после нас.

– Теперь смысл есть. Останутся вот они. – Григорий кивнул на Таис и Федора.

И тут Федор заговорил:

– Я не собираюсь присоединяться ни к повстанцам, ни к нелегалам. Я сам за себя и за Таис. Любовь и ненависть, злость и доброта – все находится у нас здесь. – Он похлопал себя по груди. – Все находится в нашем сердце. Но я желаю сам выбирать, как мне поступать. Возможно, я ошибусь, но это будет моя ошибка. Я хочу иметь право на ошибки. Но я не хочу подчиняться кем-то придуманным программам, даже если эти программы будут казаться хорошими. Потому что я не робот.

– Вот видишь, Надя, они младше нас, но гораздо мудрее. Горькая у них мудрость, но правильная. Поэтому есть смысл жить, хотя бы ради этих детей. Поэтому наша задача – помочь им выбраться с острова живыми. А они смогут оставить после себя потомство.

– Если только у них хватит храбрости. – Надя улыбнулась.

– На этот счет можешь не сомневаться. Остров нелегалов их изменит. Это место, где никто не остается прежним, и мы тоже изменимся.

– Ты знаешь об этом острове слишком много.

– Я там был. Однажды.