– Расскажешь? – Таис нетерпеливо заерзала, натягивая на плечи куртку.
– Не хочу. Хватит рассказов на сегодня. Давайте ложиться спать.
Дождь прекратился, и Таис выбралась наружу. Она подняла голову, всмотрелась в плывущие облака, за которыми крохотные звезды казались яркими и умытыми. И вдруг одна из самых ярких и красивых звезд вспыхнула и рассыпалась на крохотные искры.
Это походило на далекий фейерверк. На вспышку, маленькую, но сильную. Таис улыбнулась, наблюдая, как облака закрывают исчезнувшую звезду, и подумала, что на самом деле даже звезды умирают.
– Взорвался корабль на орбите, – проговорил за спиной Федор.
Его голос прозвучал так неожиданно, что Таис вздрогнула.
Оглянулась, спросила:
– Думаешь, это крейсер синтетиков?
– Я не знаю. Это может быть и наша станция.
– Нет. Федь, это не может быть наша станция! Скажи, что это не так!
Ужас охватил мгновенно. Полыхнул жарким костром внутри и заставил покрыться липким потом.
– Успокойся. Это не так. Пошли спать, – потеплевшим голосом заверил ее Федор.
Мама Надя заботливо укрыла Таис единственным коротким покрывалом, которое Вару удалось захватить при побеге, принесла чашку терпкого отвара и ласково пожелала спокойной ночи.
Пушистик, поджав хвост и гневно фыркая на огонь, пробрался под бок к Таис, поерзал, устраиваясь поудобнее, свернулся калачиком и засопел. Федор заметил, стягивая с ног ботинки:
– Все-таки считает нас своими. А я уж думал, что этот зверь теперь сам по себе.
Таис только улыбнулась в ответ. На самом деле она была рада, что Пуш вернулся. Он стал старым другом, молчаливым, зубастым и непредсказуемым. Но временами он очень сильно напоминал о станции, друзьях, родных коридорах и казался живой частицей прошлого, которое уже не вернется. И Таис, почесав зверька за ухом, вздохнула.
Спокойного сна не вышло. Сначала проснулся Пуш, заерзал, завозился и почему-то заскулил, тихо и протяжно. Тоска и тревога в его голосе мигом прогнали сон, который Таис даже не успела запомнить. Она подскочила, посмотрела на подернутые серым пеплом остатки костра, на спящую Надю. Григорий тоже проснулся, приподнялся и теперь недоуменно смотрел на Пуша. А тот выбежал наружу и принялся нюхать воздух. Загривок его ощетинился, уши распрямились, хвост нервно задергался из стороны в сторону. Во всем его теле – в каждом мускуле, в каждом волоске – ощущалась напряженность и беспокойство.
– Он что-то почуял, – тихо проговорила Таис.
Проснулся Федор, потянулся.
– Что еще? – спросил недовольным голосом.