Деревня страха

Стоя у окна кабинета, Остин Тренч через старую, доставшуюся ему от отца подзорную трубу наблюдал за тем, что происходило на автомобильной стоянке. И даже когда все закончилось и опустилась тьма, он не сдвинулся с места — сердце его учащенно билось, и выражение радости на лице сменилось выражением страдания. Он следил за происходящим, и у него спирало дыхание при виде величественной картины полыхавшего ада: он снова и снова поражался силе гнева Господнего. Тренч даже не предполагал, насколько яростен, велик и ужасен Его гнев. Он был потрясен.

Когда на улице окончательно стемнело и нельзя было разглядеть ничего, кроме фонарных столбов, Тренч наконец отошел от окна и сел в кресло. Он был вынужден признаться себе, что почувствовал сильную слабость. И неудивительно. Он испытал громадный подъем от того, что являлся участником столь грандиозных событий, и в самый разгар пожара и охватившей людей паники он ощутил дрожь по всему тела. Пережил он и еще одно ощущение, о котором постарался поскорее забыть — просто выбросил его из головы. Та часть его тела, которая является вечным напоминанием о смертельной слабости человека, тот мерзкий отросток, что может самых могущественных превратить в дураков, вдруг ожил и напрягся. Случайность, решил он, ощутив, как он снова обмяк, стал вялым и безжизненным — таким, каким был всегда. Не более чем побочный эффект его общего возбужденного состояния. Он с ужасом отогнал от себя мелькнувшую было мысль о том, что ощущение доставило ему смутное наслаждение.

Как прекрасно быть слугой и орудием господина столь могучего, столь надежного и непорочного. Тренч упорно добивался поставленной цели, и, в чем он не сомневался, Господь ему покровительствовал. Он послал дождь, внезапный и проливной, чтобы Тренч мог незаметно пересечь дорогу, недалеко от которой он прятался, поджечь большой ком ваты и забросить его между мотоциклами на автомобильной стоянке. До — того как пожар разгорелся, он успел вернуться домой и занять наблюдательный пункт у окна. Он хорошо видел, как орудия безбожников обернулись против них самих. Господь даже выделил главаря хулиганов, и, погнав его навстречу опасности, обрушил на него свой особый гнев.

Тренч поднялся, прошел в центр комнаты, сцепил руки на груди и опустил голову. «Мы побеждаем, о Господи, — сказал он. — Мы только начали выкорчевывать из мира Твоего распущенность и разврат — главные пороки, угрожающие этому саду любви Твоей. Мы победим, Господи. Я не подведу Тебя. Я исполнен цели Твоей и силы Твоей. Не оставляй меня без помощи, молю Тебя, дабы я мог быстрее выполнить нашу миссию. Все мои дела — во славу Твою».

Глава VII

Редклиф видел, что сержант Клайд ему не верит. И поэтому даже не пытался убедить полицейского в том, что молодые люди с автомобильной стоянки относятся к такому же типу людей, что и он сам, разве что, пожалуй, были попроще. Он же сам хотел знать — причем очень настойчиво, — кого сержант подозревает в уничтожении проекторов и фильмов. Его стремление узнать имена подозреваемых можно было приписать жажде мести. Сержант, со своей стороны, сожалел о том, что выдал эту зацепочку Редклифу. И вот теперь произошла трагедия, носившая все признаки ответных действий. Редклиф не сомневался, что правда в конце концов всплывет наружу — хотя сейчас, по вполне понятной причине, подозрение просто не могло не пасть на него.

— Вы чертовски хорошо знаете, что я не одобряю насилия, сказал он жалостливым голосом.

Клайд сидел в кухне на стуле и с безучастным видом наблюдал за тем, как Редклиф выстраивает защиту. Сержант просто ждал, когда он кончит говорить — в этом Редклиф не сомневался. Он не слушал его.

— Даже если бы я и хотел отыграться на этих ребятах, то все равно так бы не поступил.

— Да? И как бы вы поступили? — прервал свое молчание Клайд.

В комнате воцарилась мертвая тишина — Редклиф пытался найти ответ на вопрос полицейского.

— Откуда мне знать? — сказал он наконец. — Никогда не знаешь, как поступишь, когда преследуешь кого-нибудь. Да и вы сами, я уверен, не знаете.

— Откуда такая уверенность?

— Уверен и все тут. Черт возьми, сержант, вы просто пытаетесь поймать меня на слове. Неужели до вас никак не дойдет, что мне ничего не известно о сегодняшнем происшествии. Я все это время, весь этот чертов вечер просидел дома и никуда не выходил.

— Есть свидетели? — Клайд выглядел очень бледным и, несомненно, еще не оправился от потрясения.

— Нет, свидетелей нет. В настоящее время я живу один.

— А ваш плащ мокрый, — сказал Клайд, указав на белое пальто, которое висело на кухонной двери. На его спине и плечах блестели капельки воды.

— Боже всемилостивый, я выходил в сад…

— В проливной-то дождь? Не слишком ли оригинальничаете, мистер Редклиф?

Редклиф схватился руками за голову, как будто она могла вот-вот разорваться.