— Ал — лари не еда! Они имеют больше прав на этот мир, чем мы, и…
— … и ты просто хочешь трахать свою туземную девку, которая тайком таскает тебе еду под подолом из деревни, — закончил он саркастически и сыто рыгнул. — Донесешь на меня — и я донесу, что каждую вторую ночь ты бегаешь к своей пухлощекой зазнобе. Туземные замарашки ничего так, в постели?
— Заткнись!
— Это дикие аборигены, которые даже не владеют силой. Хотя… двадцать декад без женщины… — он причмокнул губами, — но я бы предпочел лагерных. Сиры, хоть и поистрепались, всё же остаются сирами. Если задрать подол наверх и раздвинуть ноги — там всё одинаковое… Каждой Ляди выдали артефакт, который должен принадлежать охране, но заряд не бесконечен, — он облизал губы, — и, когда накопители иссякнут, значение будет иметь только одно — у кого оружие — тот и сверху.
— Рядовой Свен, как вы смеете!
— То, что ты развлекаешься и трахаешь животное… вкусы Высших всегда были… особенными… Хотя твоя туземная замарашка даже слова не скажет понятно, вы и не разговариваете, не так ли? Зачем говорить, когда можно трахать молча …
— Я вызываю тебя! — Малец сжал кулаки и шагнул вперед. — Ты ведешь себя, как отщепенец, а не как легионер! Ты позволяешь себе высказываться в отношении женщин…
— Легионеры остались там, Блау, — он ткнул грязным пальцем в небо. — Так же, как Высшие и сиры. Ты — никто. Такой же, как я, но в отличие от тебя, я хотя бы могу добыть себе ужин, — он хмыкнул.
— Завтра тебя ждет трибунал, Свен. Я долго терпел твои выходки! — голос «сирёныша» дрожал от гнева, но ему было все равно.
— Знаешь, почему ты ещё жив? Почему я не развернул тебя задом, не содрал штаны и не оттрахал до смерти так, как ты того заслуживаешь? — спросил он, лениво отодрав зубами ещё один кусок жесткого мяса. — Потому что ты не годишься даже для этого. Ты — ничто, и — никто. Это дивный новый мир, в котором все равны.
В глазах мальца Блау вспыхнула ярость, настолько яркая, что он на миг спутал отблески костра со вспышкой внутренней силы
«Сирёныш» заревел и кинулся на него, снес своим весом, и рванул древко на себя… мясо… драгоценное мясо улетело куда-то в песок, за круг света… и — тогда взревел он — вывернул, заломив запястье, выхватил стрелу, и со всей силы всадил наконечник прямо в глаз.
Потом выдернул, и ударил ещё раз — пробив грудь на ширину ладони.
***
Костер трещал. Прохладный ветер трепал сальные, давно не видевшие воды и душистого мыла, грязные волосы, которые повисли сосульками. Он, прикрыв глаза, наблюдал, как медленно вращаясь над лагерем раскручивается «алый цветок Ока».
И именно поэтому присоединился к военной фракции. Мнения Трибунов разделились. Одни — ратовали за «дивный новый мир».
— Ходить не касаясь песка, — хмыкнул он тихо.