Похититель детей

Глаза Секеу полыхнули огнем, но смотрела она не на Ника. Ее гневный взгляд был устремлен на Лероя.

– После того, что ты сделал, ты не имеешь права даже говорить с ним.

У Лероя отвисла челюсть.

– Что? Нет… ты все перепутала! Это все он виноват! – он ткнул пальцем в сторону Ника. – Все из-за него, ублюдка! Сам спихнул меня в болото, а теперь на меня же все и валит! Неужели не видишь?

Судя по тону, в эту минуту Лерой действительно верил, что так оно все и было.

– Нет, – холодно, ровно ответила Секеу. – Все было не так.

Лерой замотал головой, зашлепал губами, но не сумел произнести ни слова.

– Тебе должно быть стыдно, Лерой, – сказала Секеу. – Не понимаю, как ты еще не сгорел со стыда.

Глава девятнадцатая

Убийство

Сгустились сумерки. В Лесу Владычицы наступила ночь. Ульфгер стоял на опушке леса, неподвижный, как статуя. Закрыв глаза, он устремился мыслями в темноту и почувствовал рыб и лягушек в неглубоких длинных бассейнах вдоль двора, одинокую лису и пару голубей, ворковавших на ветке. Между этими птицами чувствовалась давняя связь, любовь длиной в целую жизнь. Ульфгер вмешался в их мысли, велел им испугаться друг друга и ощутил охвативший обоих страх. Отчаянно хлопая крыльями, птицы взлетели в воздух и понеслись в разные стороны.

Улыбнувшись, Ульфгер перенес внимание на эльфийские казармы – вычурный общий дом, стоявший на страже во дворе, рядом с тронным залом. Эльфы были дома. Он чувствовал за деревянными стенами всех – общим числом два десятка и еще одного. Читать их мысли было труднее, чем мысли животных, но Ульфгер чувствовал общее возбуждение. Эльфы готовились к бою.

Дверь казарм распахнулась, и в темноте по ту сторону двора заплясал огонь факела. Четверо эльфов с флягами через плечо вышли наружу и направились вниз по тропинке за одним из длинных бассейнов. Проследив, как они подходят к древнему колодцу и наполняют фляги, Ульфгер поднял сломанный меч и двинулся к ним, даже не утруждаясь ступать потише. Увидев его, эльфы выхватили оружие. Одним взмахом меча Ульфгер отразил сразу два клинка, легко пробил защиту и снес обоим нападавшим головы.

Один из оставшихся эльфов ударил Ульфгера в грудь, но доспехи выдержали удар. Клинок второго полоснул по предплечью и глубоко рассек мускулы. Руку обожгло огнем. Устремив на эльфов пылающий взгляд, Ульфгер нащупал их страх, мысленно ухватился за него и сумел удержать эльфов – как раз настолько, чтобы успеть обрушить меч на голову переднего. Череп эльфа раскололся надвое, с ног до головы окатив его товарища брызгами крови и мозга.

Крепко сжав шею последнего из четверых, Ульфгер рывком поднял эльфа в воздух – легко, словно противник ничего не весил. С той же легкостью он мог бы одним движением свернуть эльфу шею, но вместо этого поднес к его глазу черный клинок. Увидев ядовитое острие, эльф отчаянно впился ногтями в руку Ульфгера.

– Отчего же ты так корчишься? – спросил Ульфгер. – Если ты верен Аваллаху, меч не сожжет тебя.

Коснувшись лезвием щеки эльфа, он слегка, едва заметно, рассек его кожу. Надрез тут же почернел, зашипел, и плоть поползла в стороны, точно разъедаемая кислотой. Эльфа охватил жар, под действием яда кровь его закипела, забурлила в жилах, хлынула из носа, из глаз, из ушей. Ульфгер держал жертву на весу, наслаждаясь ее последними судорогами, пока эльф не обмяк и не замер без движения.

Отшвырнув мертвое тело, Ульфгер взглянул на раненое предплечье и с удивлением увидел, что рана совсем неглубока и даже не кровоточит – а ведь удар был силен. Присмотревшись, он заметил, что рана уменьшается, затягивается прямо на глазах.

– Я… я воистину бог! – воскликнул он. – Теперь Рогатый – я!

Он глубоко вдохнул, набрав полную грудь свежего ночного воздуха.