— Живые покойники… — пробормотал Нунан.
— Да нет… Живые покойники — это загадочно, но не более того… Как бы это сказать… Это вообразимо, что ли… А вот когда вокруг человека вдруг ни с того ни с сего начинают происходить внефизические, внебиологические явления…
— А, вы имеете в виду эмигрантов?
— Вот именно. Математическая статистика, знаете ли, это очень точная наука, хотя и имеет она дело со случайностями. И кроме того, это очень красноречивая наука, очень наглядная…
Валентин, по-видимому, слегка охмелел. Он стал говорить громче, щеки его порозовели, а брови над черными окулярами высоко задрались, сминая лоб в гармошку.
— Мы не знаем, что произошло с жителями этого городка в самый момент Посещения. Но вот один из этих жителей решил эмигрировать. Какой-нибудь обыкновеннейший обыватель. Парикмахер. Сын парикмахера и внук парикмахера. Он переезжает, скажем, в Детройт. Открывает свою парикмахерскую, и начинается чертов бред. От девяноста до девяноста восьми процентов его клиентуры на протяжении года погибают: гибнут в автомобильных катастрофах, вываливаются из окон, вырезаются гангстерами и хулиганами, тонут на мелких местах и так далее, и так далее. Мало того. Число коммунальных катастроф в Детройте резко подрастает. В два раза чаще, чем раньше, взрываются газовые колонки. И три с половиной раза чаще, чем раньше, возникают пожары от не исправности электросети. В три раза увеличивается количество автомобильных аварий. В два раза возрастает смертность от эпидемий гриппа. Мало того. Резко возрастает количество стихийных бедствий в Детройте и его окрестностях. Откуда-то берутся смерчи и тайфуны, которых в городе не видывали с тысяча семьсот затертого года. Разверзаются хляби небесные, и озеро Онтарио, или Мичиган, или где там стоит Детройт, выходит из берегов… ну и все в таком роде. И такие катаклизмы происходят в любом городе, в любой местности, где селится эмигрант из районов Посещения, и количество этих катаклизмов прямо пропорционально числу эмигрантов, поселившихся в данном месте. И заметьте, действие это оказывают только те эмигранты, которые пережили само Посещение. Родившиеся после Посещения на статистику несчастных случаев никакого влияния не оказывают. Вы прожили здесь десять лет, но вы приехали после Посещения, и вас без опаски можно пускать хоть в Ватикан. Как объяснить такое? От чего нужно отказаться — от математической статистики? Или от здравого смысла? — Валентин схватил кружку и залпом допил остатки пива. Ричард Нунан почесал за ухом.
— М-да, — сказал он. — Я вообще наслышан о таких вещах, но я, честно говоря, всегда полагал, что это, мягко выражаясь, несколько преувеличено. Просто нужен был предлог, чтобы запретить эмиграцию…
Валентин горько усмехнулся.
— Ничего себе предлог! Кто же такому бреду поверит? Ну могли бы придумать какие-нибудь эпидемии… опасность распространения ненужных слухов… Мало ли что?
Он уперся локтями в стол и пригорюнился, опустив лицо в ладони.
— Я вам сочувствую, — сказал Нунан. — Действительно, с точки зрения нашей могучей позитивистской науки…
— Или, скажем, мутагенное воздействие Зоны, — прервал его Валентин. Он снял черные очки и уставился на Нунана черными подслеповатыми глазами. — Все люди, которые достаточно долго общаются с Зоной, подвергаются изменениям — как фенотипическим, так и генотипическим. Вы знаете, какие дети бывают у сталкеров, вы знаете, что бывает с самими сталкерами. Почему? Где мутагенный фактор? Радиации в Зоне никакой. Химическая структура воздуха и почвы в Зоне хотя и отличается от окружающей, но никакой мутагенной опасности не представляет. Что мне в таких условиях — в колдовство начать верить? В дурной глаз? Слушайте, Нунан, давайте выпьем еще пива. Я что-то разошелся, будь оно все неладно.
Ричард Нунан, ухмыляясь, потребовал еще две кружки пива, потом сказал:
— Так вот. Я вам сочувствую, конечно, в ваших метаниях. Но, откровенно говоря, лично мне ожившие покойники больше бьют по мозгам, чем даже данные статистики. Тем более, что данных статистики я никогда не видел, а покойников и видел, и обонял предостаточно. Скоро на старом кладбище никого не останется.
Валентин легкомысленно махнул рукой.
— А, ваши покойники, — сказал он. — Уверяю вас, что, с точки зрения достаточно общих принципов, эти живые покойники не более и не менее удивительная вещь, чем «вечные аккумуляторы». Просто «этаки» нарушают первый принцип термодинамики, а покойники — второй, вот и вся разница. А кроме того, все мы в каком-то смысле пещерные люди. Ничего страшнее призрака или вурдалака представить себе не можем. А по-моему, нарушение принципа причинности гораздо более страшная вещь, чем целые стада привидений… и всяких там чудовищ Рубинштейна… или Валленштейна?
— Франкенштейна…
— Да, конечно, Франкенштейна. Мадам Шелли. Супруга поэта. Или дочь. — Он вдруг засмеялся. — Знаете, у этих ваших покойников есть одно любопытное свойство. Автономная жизнеспособность. Можно у них, например, отрезать ногу, и нога будет ходить… то есть жить отдельно. Без всяких физиологических растворов. Так вот, недавно доставили в институт одного невостребованного покойника. Н-ну, препарировали его… Это мне лаборант Бойда рассказывал. Отделили правую руку для каких-то там надобностей, приходят на другое утро, смотрят — а она дулю показывает… — Валентин захохотал. — Каково? И так до сих пор. То разожмет пальцы, то опять сложит. Как вы думаете, что она этим хочет сказать?
— По-моему, символ довольно однозначный, — сказал Нунан, глядя на часы. — А не пора ли нам по домам, Валентин? У меня есть еще одно важное дело.
— Пойдемте, — сказал Валентин, тщетно пытаясь попасть лицом в оправу очков. — Ф-фу, напоили вы меня, Ричард. Он взял очки в обе руки и старательно водрузил их на место. У вас машина?
ebooksa