Парк юрского периода

22
18
20
22
24
26
28
30

Хаммонд нахмурился:

– Только потому, что это длится столь долгое время, нельзя считать, что так будет всегда! Если бы произошел несчастный случай с каким-нибудь атомным реактором и радиационное загрязнение…

– Ну, допустим, что-нибудь такое случилось, что-нибудь совершенно кошмарное, – сказал Малкольм. – Допустим, взорвался какой-нибудь очень большой атомный реактор. И что? Все растения и животные погибнут, и вся поверхность планеты на сотни тысяч лет останется радиоактивной. Но жизнь на Земле и тогда не исчезнет. Живые организмы все равно уцелеют – где-нибудь в глубине земли или замороженные в арктических льдах. А потом, спустя все эти тысячи лет, планета снова станет пригодной для жизни – и жизнь снова распространится по всей планете. Процесс эволюции начнется заново. Возможно, живым организмам понадобится несколько миллиардов лет на то, чтобы снова достичь нынешнего уровня развития. И, конечно же, новые жизненные формы будут совсем не такими, как сейчас. Нас больше не будет, но планета спокойно это переживет. Жизнь на Земле спокойно переживет наше безрассудство. Только мы почему-то упорно верим, что это не так…

Хаммонд попытался возразить:

– Но ведь если озоновый слой станет тоньше…

– То на поверхность Земли будет попадать больше ультрафиолетового излучения, – подхватил Малкольм. – Ну и что с того?

– Ну… Из-за этого бывает рак кожи.

Малкольм только покачал головой:

– Ультрафиолетовое облучение полезно для живых организмов. Это могучий источник жизненной энергии. Ультрафиолетовое облучение стимулирует мутации, изменения генов. Если будет больше ультрафиолетового излучения, появится большее количество новых форм жизни.

– А множество других просто вымрет! – добавил Хаммонд.

Малкольм вздохнул:

– Неужели вы думаете, что на нашей планете такое случается впервые? Вы что, не знаете про кислород?

– Я знаю, что кислород необходим для жизни.

– Это сейчас он необходим, – сказал Малкольм. – Но на самом деле кислород – это метаболический яд. Это коррозивный газ. Такой же, как фтор, который используют для вытравливания стекла. И когда кислород впервые появился на Земле как побочный продукт жизнедеятельности определенных видов бактерий – скажем, около трех миллиардов лет назад, – это породило настоящий кризис среди всех других жизненных форм на нашей планете. Тогда эти растительные клетки просто загрязняли атмосферу смертоносной отравой. Они выделяли в процессе дыхания смертельно ядовитый газ, и концентрация этого газа в земной атмосфере непрерывно нарастала. На таких планетах, как, скажем, Венера, в атмосфере всего около одного процента кислорода. А концентрация кислорода на Земле быстро и непрерывно нарастала – пять, десять, пятнадцать, а потом – аж двадцать один процент! Земная атмосфера, считай, почти целиком состоит из ядовитого газа! Это же совершенно несовместимо с жизнью!

Хаммонд забеспокоился:

– Не пойму, к чему это вы клоните? Современные загрязняющие природу вещества тоже будут как-нибудь востребованы – так, что ли?

– Нет, – ответил Малкольм. – Я считаю, что жизнь на Земле всегда сможет сама о себе позаботиться. Для отдельного человека сто лет – уже довольно долгий срок. Сто лет назад у нас не было автомобилей, не было самолетов, компьютеров, антимикробных вакцин… Это был совсем другой мир, не такой, к какому мы привыкли. Но для Земли какая-нибудь сотня лет – ничто! И миллион лет – ничто! Жизнь этой планеты измеряется гораздо более долгими периодами. Мы не в состоянии даже представить себе медленные и могучие ритмы ее жизни… Но что самое страшное – мы даже не пытаемся это сделать. У нас не хватает на это смирения. Мы существуем на планете всего один краткий миг, и если завтра все мы исчезнем – планета этого даже не заметит.

– А мы, скорее всего, таки исчезнем, – раздраженно фыркнув, сказал Хаммонд.

– Да, – согласился Малкольм. – Такое вполне возможно.

– Так вот вы к чему ведете! Значит, по-вашему, люди не должны заботиться о сохранении окружающей среды?