— Я сам принесу её, — сказал он.
— Хорошо, — проскрипел ко-си. — Я буду ждать здесь.
Вернувшись в здание, Йоши-Себер прежде всего попросил одного из слуг передать командиру синоби записку, в которой написал только одну фразу: «Отправляйтесь в Кхамрун и всё подготовьте». Затем он отыскал Миоку. Когда через четверть часа Йоши-Себер снова появился во дворе, женщина была у него на руках.
— Не отдавай меня ему! — шептала она, словно в бреду.
— Ко-си сказал, что Кабаин хочет помочь тебе, — ответил Йоши-Себер, но она его, похоже, не слышала.
Тонкие пальцы вцепились в одежду, но тут же разжались: Миока потеряла сознание.
Возле ко-си стоял огромный демон с бледно-серой чешуйчатой кожей. Изо лба у него росли четыре искривлённых рога, на плечах, груди и животе виднелись костяные пластины. В руке Гарбу-Адэк держал железную палицу, покрытую шипами. Вид у него был поистине устрашающий, особенно жутко выглядели белёсые, кажущиеся слепыми глаза.
— Карета ждёт, — проскрипел ко-си, указывая на ворота.
— Вы что, каждый раз её с собой притаскивали? — усмехнулся Йоши-Себер.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда приходили за мной, всякий раз держали карету наготове?
— Повелитель не терял надежды на то, что ты образумишься, — ничуть не смутившись, ответил ко-си.
Перед воротами действительно стояла большая карета, покрытая искусной резьбой и инкрустированная золотом. Крыша алела шёлком, а на дверцах красовалась печать Кабаина. В упряжке нетерпеливо били копытами шесть вороных коней, из ноздрей которых исходило едва заметное сиреневое свечение.
Взглянув на Гарбу-Адэка, Йоши-Себер увидел, что демон совершает превращение: его рост уменьшился, чешуя пропала, кожа стала гладкой, хотя и с сероватым оттенком. Черты лица изменились, «очеловечились». Гарбу-Адэк достал из-под козел просторный кафтан и, пока Йоши-Себер укладывал в карете Миоку, надел его, после чего уселся напротив Коэнди-Самата, положив палицу на колени. Теперь он выглядел как человек, если не считать слишком светлых, словно выцветших глаз.
Ко-си забрался на козлы вместо кучера. Свистнув, он щёлкнул бичом, и карета покатила.
Йоши-Себер отодвинул занавеску и глядел в окно. Он думал о том, что его странствия подошли к концу. Они оказались напрасными, но он делал то, что, как ему казалось, должен был. Упрекнуть себя он мог лишь в излишней доверчивости. Если бы только он усомнился в словах Гинзабуро… Но ничего уже не вернёшь — такова судьба.