Хмурый и Верблюд, которые переговаривались о чем-то по рации, тоже сняли шлемы, и Хмурый сказал:
— Вам, Петров, никак нельзя здесь оставаться. Лучевая болезнь — коварная штука, возможно временное облегчение, но это не повод для эйфории. Я вам, Петров, больше скажу: если вы не пройдете курс лечения, можете помереть. Учтите — я вас взял под расписку, так что отвечаю за вас головой.
Детский сад, особенно про расписку. Уржаться можно.
— С курсом, без курса — так и так помирать, — сказал Вадим. — Три недели осталось.
— Это не повод для дезертирства, — заявил Верблюд. — Знаешь, чем это пахнет? Так что давай без фокусов. Тем более что сюда летит взвод автоматчиков с собаками.
— Три недели? — переспросил Завехрищев, хмурясь. — Это ты точно знаешь?
— Источник тот же, — ответил Вадим.
— Ах вы, сволочи, — сказал Завехрищев, поворачиваясь к офицерам. — Знали ведь про три недели, по глазам по паскудным вижу, что знали. Вам что за это — ордена дают? Или премии в сто минимальных окладов? Взвод автоматчиков! Уже вызвали, поганцы. Я вам покажу взвод автоматчиков.
Он пошел на них, огромный, корявый, с круглым шлемом на отлете, будто собирался метнуть его, а Вадим стоял и смотрел ему в спину, не зная, то ли помочь, то ли прямо сейчас взять ноги в руки, пока есть время, пока не подоспели автоматчики. Надо ведь еще найти овраг, потом пещеру, потом прочесть тетрадь, а с другой стороны, как же оставлять Завехрищева? Заклюют ведь, навешают всех собак. Это нам они говорят про следственный эксперимент, а на самом деле уже все решено. «Ох, изметелит сейчас Витек Верблюда, — подумал Вадим. — А потом и Хмурого. Нет, когда дело дойдет до Хмурого, надо бы Витька остановить. Да как его, орясину, остановишь, ежели в раж войдет?»
Однако случилось то, чего Вадим никак не ожидал.
Впервые в жизни он увидел, что такого громилу, как Завехрищев, громилу обученного, имеющего какой-то там пояс, можно свалить одним ударом, однако же Завехрищев лежал не шевелясь, а Верблюд, который едва доставал ему до подбородка, стоял над ним, презрительно ухмыляясь, и пальчиком манил к себе Вадима. Пальчик был в перчатке, толстый, его трудно было не заметить.
Вадим так и не понял, что Верблюд сделал с Завехрищевым. По крайней мере, удара он не видел. Однако же что-то сделал, после чего сержант коротко вякнул, выронил шлем и шумно рухнул на землю.
Вадим молча повернулся и что есть мочи припустил через насыпь обратно к болоту, слыша топот Верблюда за спиной, но, промчавшись метров десять, вынужден был остановиться. Ощущение было такое, будто в грудь всадили большой кол — ни вздохнуть, ни охнуть. Переусердствовал парнишка, переоценил свои силы. Это вместо того-то, чтобы лежать в постели и потихоньку отдавать концы. Совесть у тебя есть, начальник? Вадим повернулся к Верблюду.
— Вот и славно, — сказал Верблюд, переходя на шаг. — Да и куда тебе, дурачок, бежать? Обратно на Объект?
За спиной у него заискрило, но он ничего не видел и шел, приговаривая:
— Молодец, что не бежишь. Местность трудная, даже с собаками замучились бы тебя искать. Не люблю я это насилие, но с вами, дураками, без насилия никак нельзя.
За его спиной материализовался утонувший «понятой» (значит, помер, коли материализовался), весь в тине, с выпученными глазами за стеклами шлема, бесцеремонно схватил за руку и легко, как ребенка, повернул к себе лицом.
Реакция у Верблюда, надо сказать, была молниеносной. Он совершил одновременно сразу несколько неуловимых движений, отбросив «утопленника» на метр от себя, и это было единственное, что он смог сделать, потому что уже в следующую секунду «утопленник», отрастив огромную и толстую, похожую на гигантский молоток конечность, хватил Верблюда этой конечностью по макушке, вколотив его по пояс в песок. Голова бедного Верблюда исчезла в недрах скафандра, по краям «воротника» запузырилась кровавая пена. Следующим ударом «утопленник» вколотил Верблюда полностью, только ямка осталась, затем аккуратно заровнял ямку ногой, страшно, снизу вверх, подмигнул Вадиму и исчез, оставив после себя серебристый всполох.
— А-а… — услышал Вадим. — А-ва-ва…
Хмурый бежал к нему и кричал что-то неразборчивое, вроде долгого «а-а-а». Потом он затих и бежал уже молча. В это время Завехрищев стал подниматься.
ebooksa