Фб '98 ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Он миновал альветвь, описанную им однажды в самом скандальном своем романе «Распятие», вызвавшем истеричные вопли в стане наиболее одиозных критиков на страницах почти всех известных Красеву литературно-художественных журналов. Здесь находилась Земля, где русские жили на правах жителей, утративших родину, подобно некоторым народам в родном мире Вячеслава.

Читая оскорбительные выпады в свой адрес, Красев горько усмехался и жалел даже, что он один имеет возможность видеть и осязать другие вероятности существования человечества. Насколько бы это все упростило, думал он порой. Насколько шире стал бы взгляд каждого человека, насколько глубже понимание. Чтобы вы сказали, дорогие мои, если бы в любой момент могли выбрать мир, в котором вам хотелось бы жить? И хоть один из вас выбрал бы этот?

Вячеслав продолжал идти. Он шел уже мимо реальностей, чьи истоки лежали так глубоко под пластами времен, что относительно его родины, их можно было бы назвать параллельными. Здесь встречались миры, никогда не знавшие колеса и электричества, но тем не менее сумевшие достигнуть высокого технологического уровня и освоившие Солнечную систему. Здесь встречались миры, избравшие путь биологического развития — преимущественно к ним относились миры с несколькими разумными видами на одной планете, нашедшими способ наконец-то договориться после тысячелетних войн. Здесь встречались миры, на влажные или сухие почвы которых никогда за историю Вселенной не ступала нога человекоподобного существа: где-то царили ящеры, где-то — насекомые, где-то — успешно освоившие сушу моллюски.

Физические законы изменялись по мере продвижения Вячеслава Красева вперед. Камень отклонялся от вертикали при падении на землю, энергия превращалась в эксергию, вода становилась взрывоопасным веществом, готовым сдетонировать от малейшего удара, подобно нитроглицерину. Звезды зажигались и гасли, менялся рисунок созвездий и пылали сверхновые, кометы расчерчивали небо лохматыми всех цветов радуги хвостами, вспыхивали отсветы на гранях огромных кристаллов.

Безвоздушный с изрезанной глубокими расщелинами и кратерами мир сменялся миром с атмосферой из тяжелого инертного газа. Количество лун варьировалось в самых широких пределах: от нуля до бесконечности. То же самое с кольцами: то — захватывающее дух зрелище серебряных струн, рассекающих небосвод, то — прозрачная пустота над окаменевшим унылым миром.

Наконец Вячеслав миновал полосу абсолютного нуля, где не было ни Земли, ни Солнечной системы, и ступил на золотой песок очередной безжизненной планеты, днем плавящейся от солнечного жара, по ночам — вымерзающей до температур космического вакуума. Эта реальность фактически и являлась целью его перехода. Здесь, на покрытой червонным золотом планете, которую с очень большой натяжкой можно было назвать Землей, стоял дворец — одинокий над сияющими равнинами. В этом дворце жил искомый Вячеславом человек. Знакомство Красева с ним насчитывало двадцать семь лет — достаточно продолжительный срок. Однако Вячеслав не думал, что тот, второй, будет рад их новой встрече. В этом он был уверен на все сто процентов, потому как упомянутым старым знакомцем был он сам.

11 мая 1998 года (год Тигра)

Основной вектор реальности ISTI -58.96. A

Только в день своего двадцатипятилетия Максим решился наконец просуммировать все смутные подозрения и пришел к неутешительному выводу, что на него ведется самая настоящая охота.

Цепь странных происшествий, каждое из которых легко и на самом деле могло привести его к гибели, вдруг предстали перед ним в новом свете. Первое происшествие — несущийся через Дворцовую грузовик, незнакомец с пистолетом — шесть лет назад. Второе — стрельба на ночной улице под притушенными фонарями, когда возвращался от приятелей в общагу — четыре года назад. Третье — сильные руки, ухватившие Максима под водой за ноги во время купания жарким летом в Озерках — год назад. И вот теперь это четвертое происшествие — жуткая через весь Ленинград погоня; преследовали, не отстающие ни на шаг, какие-то люди… Максиму долго будет сниться эта погоня; он будет просыпаться от собственного крика, замирая и чувствуя, как медленно высыхает на теле липкий холодный пот.

Итак, «случайные» происшествия выстроились в зловещую закономерность, однако главной трудностью в этом деле для Максима было то, что расскажи он кому-нибудь о своих соображениях относительно природы сил, направляющих охоту, его немедленно поднимут на смех, или — еще хуже — сочтут за сумасшедшего. И правильно, думал Максим с горечью. А сам бы ты что решил?

Он слонялся по комнате общежития для молодых специалистов НПО «Квазар», и ему казалось, что еще немного, и голова его расколется от переполнявшего ее хаоса вопросов, идей, надежд и обреченно-панических мыслишек типа: «Ну все — доигрался!» Он изгрыз ногти до крови, прокусил губу, ставил на плитку чайник, чтобы тут же снять его обратно. Предпринял попытку успокоить нервное возбуждение, посидев за клавиатурой персонального компьютера, но очень скоро обнаружил, что работает в редакторе «ЛЕКСИКОН», точнее же — не работает, а автоматически набирает одну и ту же фразу заглавными буквами на ярко-синем фоне окна номер один: «ЧТО ДЕЛАТЬ? ЧТО ДЕЛАТЬ? ЧТО ДЕЛАТЬ?» Он поспешно выключил компьютер и снова пустился в поход по комнате.

Да, одно Максим понимал с совершенной уверенностью: четвертая попытка не означает последнюю. И если сравнивать все предыдущие по степени вероятности печального исхода, то становилось очевидным, что степень эта растет. Грузовик мог проскочить мимо или сбить другого демонстранта. Стрельба велась с большой прицельностью, хотя в тот момент Максим и представить себе не мог, что стреляют в него; решил просто, что чуть не стал случайной жертвой разборок мафиозных кланов, коих при демократах развелось хоть пруд пруди — «то ли еще будет в возлюбленном Санкт-Петербурге, пока не придет к власти порядочный человек!». И стреляли, и не попали. Должно быть, опять что-то помешало. Или кто-то помешал.

Третий случай мог оказаться последним. Но ребята, отдыхавшие с ним в тот день на Озерках, заметили: что-то долго Максима не видать. «Эй, парни, кажется, он вон туда нырял» — «А выныривал?» — «Я что, знаю?» — «Так выныривал или нет?» — «Я его пасти не нанимался» — «Мужики, а ведь утоп наш комсомолец!» Они вытащили его, и хорошо нашелся среди белоручек-дилетантов один профессионал с настоящим умением делать искусственное дыхание — откачал, а то бы все, хана.

Вероятность смертельного исхода нарастала как снежный ком. И вот теперь эта погоня…

Вообще не понимаю, как мне удалось уйти, размышлял Максим. Их же никто не мог остановить; менты разлетались, как кегли. Это как в том фильме, и еще хуже, потому что в фильмах все эти терминаторы глупее пробки, а тех было не провести, шли след в след лучше любых ищеек. По запаху, что ли?

Они были неудержимы, дьявольски проворны и чудовищно, просто чудовищно сильны. Перед глазами Максима снова и снова во всей контрастности цветов, запахов, ощущений всплывали отдельные моменты погони. И один из них, самый страшный момент — когда Максим, обернувшись на бегу, увидел, как первый преследователь чуть не попал под не успевший оттормозить автомобиль, но среагировал быстро, уверенно, подпрыгнув, высадив ударом ног лобовое стекло злополучного автомобиля, убив, должно быть, тем ударом водителя, и тут же вывернулся, перехватив управление. Максима передернуло. Он отогнал непрошеное воспоминание. Потому что самое страшное было даже не это, самое страшное заключалось в том, что при своем коронном прыжке преследователь повредил руку, повредил сильно: ее просто вывернуло из плечевого сустава, и она повисла — уродливая и безжизненная, — но это почему-то не остановило преследователя, не заставило его кричать от боли. И вот тогда Максим понял, что обречен.

Тот, кто хочет его смерти, не остановится. Он предпринял четыре попытки и предпримет еще четыре, каждый раз подготавливаясь с большей тщательностью. Он не остановится, он добьется своего.

«Но зачем? Почему?! — думал с паническим отчаяньем Максим, — «Что я ему сделал? Да и кто он такой, собственно?»

Сопоставлять и делать выводы было тяжело: паника без боя не давалась. Однако Максим понимал необходимость холодных умозаключений и в конце концов сумел загнать панику в дальний темный угол сознания, чтобы, как ему казалось, спокойно обдумать сложившуюся ситуацию.