После умывания, а точнее протирания глаз, я съедал несколько драников, испеченных мамой в русской печке, забрасывал на плечи свой немецкий противогаз и мчался в школу. Свежеиспеченные драники или блины из ячневой муки были почти каждый день. Съедал с удовольствием, да и выбора никакого не предлагалось.
Но дело в другом. Я совершенно не задумывался, во сколько же нужно ежедневно вставать маме, чтобы растопить печку, завести тесто или натереть картошки на блины? Притом, что я питался, так сказать, во вторую смену. В первую очередь кормился брат Семен, который учился в Малейковской семилетней школе и выходил из дома раньше меня.
Учеба давалась мне легко. Поэтому уже вторую четверть я начал полноправным учеником. Материал усваивал быстро. Конечно, мои успехи в изучении букваря были значительно скромнее, чем у Шуры Проневича (внук нашего батюшки). Шура знал букварь, скажу без преувеличения, наизусть.
Бывало только начнет учитель Митлошевич Рыгор (отчество забыл) читать в букваре «Мама мыла..», а заканчивал за него Шура, громко произнося «Раму»! И так по всему учебнику. Дело в том, что первый класс Шура посещал уже четвертый год. Было время запомнить, но не было желания учиться. Пребывание его в школе обуславливалось не только желанием учителей дать необходимый минимум знаний, но и законом об обязательном семилетнем образовании.
Даже, когда учитель решил перевести его во второй класс, Шура категорически отказался. Свой отказ мотивировал тем, что хочет сидеть с Колей Бут, (прозвище Бебка). Коля был значительно младше Шуры, но в тот период они были друзьями. А для Шуры дружба была превыше учебы.
Присутствие Шуры в нашем классе давало и нам некоторые преференции. Не знаю, каким чутьем он угадывал, о том, когда будут делать прививки. Но как только в класс заходил учитель, а за ним Алексей Алексеевич (фельдшер по прозвищу Алешачка), у Шуры все было готово к побегу. Тетрадки за поясом. Шпингалеты на окне открыты. Осталось только толкнуть фрамугу, и путь к избавлению от неприятной процедуры свободен. А дальше за ним прыгали все, кто успевал. Я почти всегда успевал. Первую прививку мне сделали, кажется, в военкомате перед призывом в армию.
«Крючочки» и «палочки» мы учились писать только простым карандашом. Писать карандашом непросто, но отпадала необходимость носить с собой в школу чернильницу. Поскольку чернильниц – «непроливаек» не хватало, то чернила носили в бутылочках от лекарств.
Советую провести эксперимент, в ходе которого изучить, что произойдет, если Вашему семи-восьмилетнему ребенку дать бутылочку с чернилами и отправить его на день в школу. В связи с этим расход чернил был большим. Благо готовили их, не выходя из дома, из химических карандашей. Графитовая часть карандаша измельчалась и растворялась водой. При отсутствии карандаша использовалась сажа из печной трубы.
Кажется, во втором классе разрешили писать пером, и то только «звездочкой», так как оно позволяло сделать правильный нажим при написании букв. А нам так хотелось писать «голошейкой». А сейчас не только не знают, чем «голошейка» отличается от «звездочки», но мало кто вообще писал перьевой ручкой, макая ее в чернильницу. Что такое авторучка или шариковая ручка? О первой мы слышали, но не более того. А о второй даже понятия не имели. Я уж молчу о гелевых и прочих хитростях сегодняшнего дня.
Букварей не хватало. Поэтому по одной книге занималось сразу несколько человек. Учебное время учителем распределялось поровну между двумя классами. Вначале сложность состояла в том, что мы, первоклашки, не могли сосредоточиться на своем задании, а прислушивались, о чем говорит учитель с учениками третьего класса. И только спустя некоторое время привыкли.
После занятий в школе я без особой спешки возвращался домой. Дома, как правило, никого не было. Дверь в дом закрывалась на палочку. Замков в то время в деревне не признавали. Они были только на магазине, клубе, библиотеке, церкви и колхозных амбарах.
Быстренько лез в русскую печь. Доставал и съедал еду, приготовленную мамой и убегал гулять. Затем, когда мама возвращалась с работы, мы вместе с ней садились за уроки. Окончив семь классов церковно-приходской школы, она почти до восьмого класса была моим помощником и консультантом по непонятным мне вопросам.
Чтобы сэкономить керосин, лампу не зажигали, а пользовались отблесками огня, падающего из открытой дверки грубки. Конечно, освещенность была недостаточная, но треск горящих дров и тепло, исходящее от огня, благотворно влияли на психику обучаемого, который через полчаса максимум сонным голосом обещал выучить уроки завтра утром, а сегодня будет спать.
Без особых приключений в течение четырех лет я с материнской помощью успешно закончил Селецкую начальную школу и поступил в пятый класс Малейковской семилетней школы. Вот только теперь началась настоящая мучеба.
Школа располагалась на окраине соседней деревни Малейки. Это была настоящая школа. Меня поразили её размеры – это вам не поповский дом. Высокие потолки, большие коридоры. Спортзал. Расстояние от дома до школы было около трех километров. Приняв условно среднюю скорость пешехода семь километров в час, в результате простого математического действия узнаем, что до школы можно дойти за полчаса.
Я же тратил на переход «дом – школа» не менее двух-трех, а иногда и более часов. Причина в том, что слаб я оказался в борьбе с соблазнами.
Первый соблазн – река. Она протекала возле деревень Углы, Селец, Городище, Малейки, г.п. Брагин и дальше в Камаринском районе, возле печально известного Чернобыля (тогда назывался п. Янов), впадала в Припять.
Зимой, когда река замерзала, участок Селец – Малейки на коньках можно было одолеть в течение нескольких минут. Но своевременно попасть в школу особого стремления не было. К сожалению, так мыслил не только я один. Встречались три-четыре не горящих желанием ученика – и уже команда готова. Решали быстренько сыграть во что-нибудь, игра затягивалась, и, довольно часто, до школы мы не доезжали.
Кроме того, большой интерес вызывало содержимое неротов. Для ловли рыбы, наиболее продвинутые рыбаки, прутьями ивы перегораживали русло реки, оставляя два три прохода, в которые ставили вентеря (нероты). Нерот представляет собой нечто вроде ловушки. Из ниток плетется сеть, которая натягивается на ивовый каркас.
Иногда мы «помогали» хозяевам. Коньком или обушком прихваченного с собой топорика пробивали лед, вытаскивали, проверяли улов и ставили нерот обратно. Называлось это «трусить нероты». Незамерзшая лунка говорила любящему поспать хозяину о том, что школьники уже прошли в школу, но она не могла его проинформировать, а дошли ли они до школы. Не доходили и очень часто.
ebooksa