Я хихикнула.
– Я не лгу, Клэр, – продолжала Эмили. – Я никогда не забуду той минуты, когда однажды ночью Джек вошел в спальню с одной из малышек на руках. Она плакала. Другая рыдала в колыбельке. Было где-то около двух часов ночи. Я страшно устала за день. Я села в кровати, спустила ноги и думала только об одном: «Я совершила худшую ошибку в своей жизни». – Она покачала головой. – Но я справилась с этим. Это был период адаптации. Теперь я не могу представить, что моя жизнь могла сложиться иначе.
Эмили свернула на извилистую дорогу, ведущую к участку ее двоюродной бабушки, и быстро улыбнулась мне.
– Уверена, что из Джека вышел отличный отец, – с улыбкой констатировала я.
– Он легко справляется с ними, – согласилась Эмили. – Сейчас они гуляют вдоль пляжа. Мы купили двойную прогулочную коляску с огромными колесами, которым не страшны песок и ракушки.
– Как поживает тетя Би? – спросила я. Я не знала точно, сколько ей лет – далеко за восемьдесят или уже за девяносто – но ее никак нельзя было назвать старухой. Когда я в первый раз приехала на остров к Эмили, Би предложила мне выпить виски.
Подруга вздохнула.
– Она неважно себя чувствовала. Врач говорит, что это сердце. Теперь она принимает много лекарств и большую часть времени проводит в постели. Днем я ухаживаю за ней, а на ночь приходит сиделка, – Эмили покачала головой. – Би просто бесится оттого, что не может выйти из дома. Вчера после обеда я поймала ее, когда она собиралась улизнуть на пляж. Бедняжка стала такой слабой, что едва не упала с лестницы.
– Печально это слышать. Наверное, очень тяжело наблюдать, что ей становится все хуже?
– Да, это так, – ответила Эмили. – Звучит странно, но дом стал другим. Что-то изменилось. Я это чувствую. Может ли такое быть?
– Я понимаю, о чем ты говоришь. Когда много лет назад заболела моя бабушка, старый дом тоже стал совсем другим, – сказала я. – Как будто душа покинула старые стены.
– Да, так и есть, – согласилась Эмили. – Мы с Джеком переехали к ней сразу после нашей свадьбы. Би настояла на этом. Сначала я беспокоилась, что мы не уживемся вместе, но нам понравилось. Забавно, но я думаю, что мы нуждались в Би ничуть не меньше, чем она нуждалась в нас. Она быстро сдала, и перемены действительно меня пугают. Би больше не встает в шесть утра, не смотрит на море и не комментирует, что там происходит. Газеты она тоже больше не читает. Даже «Нью-Йоркер». Я на днях расплакалась, когда достала из холодильника последнюю банку сваренного ею домашнего джема. Разумеется, Би пока жива, но я уже скучаю по ней прежней.
Я сочувствовала Эмили, потому что мне была знакома та печаль, о которой она говорила.
– Я не знаю, что тяжелее, потерять кого-то внезапно или постепенно, со временем, – вздохнула я.
Эмили смахнула со щеки слезу.
– Би будет рада тебя видеть. Она любит гостей.
Машина замедлила ход, мы подъехали к дому. Я смотрела в окно на цветущие рододендроны по обеим сторонам дороги, темно-красные, светло-пурпурные, белые и коралловые. Дорога приблизилась к берегу, где старый белый дом в колониальном стиле смотрел окнами фасада на залив Пьюджет-Саунд. Черные ставни, внушительные колонны – дом казался мудрецом, прожившим долгую жизнь, он излучал печаль.
– Мы приехали, – объявила Эмили, открывая дверцу. Я вышла из машины и пошла следом за ней по дорожке к парадной двери, где стояла двойная прогулочная коляска. – Мамочка дома, – пропела она, переступив порог.
Я услышала детский смех, донесшийся откуда-то из комнаты, и спустя мгновение появился Джек с двумя ангелочками в розовых платьях на руках.
– Привет, Джек, – улыбнулась я. – Ты просто прирожденный отец.