Ежевичная зима

– Сначала я думал, что занимаюсь расследованием для того, чтобы обезопасить свою семью, навсегда спрятать неприглядную правду. Но оказалось, что дело не только в этом. Эта история касается лично меня.

Я прикрыла рот рукой, в моей голове бурлил целый водоворот мыслей.

– Уоррен, вы хотите мне сказать, что вы считаете себя…

Он кивнул.

– Да. Я зарубил твою статью, потому что у нее должен быть другой конец. Томас Кенсингтон не был Дэниелом. – Его улыбка сказала мне все. – Дэниел – это я. И я хотел сам сказать тебе об этом.

Я ахнула.

– Как вы это выяснили? Вы были совсем маленьким, когда…

– Да, разумеется, я с трудом вспоминаю прошлое, – согласился Уоррен. – Мне было только три года, когда меня забрали.

Забрали.

Я покачала головой, осознавая сказанное стариком. Я смотрю на Дэниела Рэя. Он все время был рядом со мной.

– Но даже малыш может многое чувствовать, – продолжал Уоррен. – Мама смотрела на меня совсем иначе, как-то по-особенному.

– Вы говорите об Элейн?

– Да. Сначала я думал, что она просто больше любит мою сестру. Но когда я стал старше, я начал задумываться о том, не кроется ли за этим что-то еще. Однажды ночью после вечеринки, когда отец с матерью слишком много выпили, я слышал, как они ссорились в гостиной. Мама произнесла имя Вера. Она сказала, что это она виновата в том, что я плохо учусь в школе. По ее мнению, все дело было в «ее слабых генах». Разумеется, я не знал, о чем она говорит или кто такая Вера. Я не думал об этом до тех пор, пока в 1980-х годах с тетей Джозефиной не случился удар. Семья собралась у ее постели в больнице. Отец не общался со своей сестрой более пятидесяти лет. Он отказывался говорить с ней после ссоры, которая произошла, когда я был ребенком. Когда мы все пришли, она была в истерике, все пыталась сказать мне, как ей жаль, что она разрушила мою жизнь, когда забрала меня еще ребенком, разлучила с Верой. Мать и отец сказали, что это говорит ее болезнь, что она не в себе, но я понимал, что это не так. Ее слова были правдой, и когда я начал копаться в моем прошлом, я узнал, что меня старательно защищали от чего-то ужасного. Я выяснил, что мой отец и Вера очень любили друг друга, но Вера была бедной, и семья не одобрила выбор отца. Но сильнее всего это задевало сестру отца, Джозефину. Много лет назад мать Веры была у нее няней, тетя Джози не любила эту женщину и перенесла свою нелюбовь на ее дочь. Ей ненавистна была сама мысль о том, что меня, Кенсингтона, будет воспитывать простая женщина. Поэтому она взяла дело в свои руки.

– Ваш отец, Чарльз, знал об этом?

– Насколько мне известно, он узнал правду от Джозефины уже после смерти Веры. В этом-то и трагедия, – произнес Уоррен. – Подозреваю, что Джозефина, зная его порядочность, боялась того, что он вернет меня матери. Поэтому она дождалась смерти Веры и только тогда во всем призналась.

Я вздрогнула.

– И что же сказал ваш отец, когда вы оказались на пороге его дома?

– Джозефина разыграла все как по нотам, – продолжал старик. – Из ее бормотания в больнице много лет спустя я понял, что она не сказала отцу, кто я на самом деле. У отца было доброе сердце. Он всегда занимался благотворительностью. Джозефина сообщила, что меня нужно пристроить в хороший дом, и отец без промедлений согласился. Вскоре после смерти Томаса Джозефина призналась моему отцу в совершенном преступлении. Возможно, собственная страшная утрата заставила ее осознать, чего она лишила Веру. Она утверждала, что делала это исключительно ради моего благополучия, уверяла, что мальчика, в чьих жилах течет кровь Кенсингтонов, нельзя растить в бедности. После этого отец перестал разговаривать с Джозефиной.

– Значит, они с вашей мачехой вас усыновили и все годы хранили тайну?

– Да, – подтвердил Уоррен. – Никто никогда не говорил о прошлом. Все тщательно скрывалось, пока правда сама не вышла наружу. Тайное всегда становится явным. Но иногда на это уходит целая жизнь.