– Она была бы так счастлива, – произносит мама сквозь слезы.
Я возвращаюсь к письму:
Эмоции настолько переполняют меня, что я не могу вымолвить и слова. Мама бережно обнимает меня за плечи. Гэвин смотрит на нас с сочувствием на глазах.
В комнате воцарилось молчание. Молчание, которое зародилось еще тридцать пять лет назад. Все мои мысли только о Руби. О моей
– Присядь, – мягко говорит Гэвин.
Я усаживаюсь на скамеечку у камина и пытаюсь расстегнуть медальон. Пусть не сразу, но мне это удается. Внутри лежит крохотный белокурый локон.
– Это твой, – говорит мама, – еще с младенчества. Смотри, тут твое имя, – она показывает на медальон.
По центру его действительно выгравирована надпись: Джун Патрисия. Ну конечно: Патрисия – второе имя Руби. Я-то всегда считала, что мать назвала меня Джун Патрисией в честь Руби.
– Джи Пи, – говорю я сквозь слезы.
– Руби никогда его не снимала, – кивает мама. – Говорила, что хочет держать тебя у самого сердца.
– Стипендия, которую я получила, – озаряет меня. – Это все Руби, да?
– Да. Ей пришлось взять для этого еще один кредит.
– Ох, мама, – плачу я, прижавшись к ее плечу. – Я понятия не имела…
– Твое сердце уже тогда обо всем догадывалось, – качает головой мама.
На дне сундучка лежит толстая пачка старых конвертов. Наверняка это недостающие письма – те самые, которыми Руби и Маргарет обменивались до смерти писательницы. Мне просто не терпится прочитать их.
Я оборачиваюсь, услышав за спиной шорох шагов. В дверях стоит Мэй. Поначалу меня это пугает. Никто не слышал, когда она вошла в магазин.
– Вы похожи с ней как две капли воды, – говорит Мэй.
– Мэй, я… я просто не знаю, что сказать, – бормочу я. – Наверняка это стало для тебя таким же открытием, как и для меня.