Много, много позже звездам показалось, что человек вроде бы что-то сказал, но они были звезды, а, значит, находились слишком далеко от него и ничего толком не расслышали. А сказал он – ни к кому в особенности не обращаясь, кроме корней и деревьев, и ночных тварей вокруг – вот что:
– Ну почему мне всегда приходится быть плохим парнем?
Прошло еще немного времени. Когда луна миновала верхушку своего еженощного пути и двинулась потихоньку вниз, он снова что-то воскликнул, и на сей раз так тихо, что сама земля почти ничего не разобрала.
– Почему мне все время приходится быть взрослым?
Позже, лежа без сна и глядя на мир сквозь сомкнутые веки, пират понял, что кругом стало как-то светлее. Скоро настанет день, и он окажется предан на милость врага. Когда ты все равно постоянно играешь злодея, в проигрыше особого позора нет. Вообще-то от тебя именно это и ожидается. Но не суметь даже дать врагу приличный бой – вот это непростительно. Питер станет его презирать, это уж как пить дать, а может и еще того хуже – пожалеет, и вот этого Крюк уже, скорее всего, не вынесет. И что ему теперь остается, крепче держаться за саблю и готовиться дорого продать свою жизнь? Или не долго думая покончить со всем при помощи крюка?
– Человек, – раздался тихий голосок где-то рядом. – Почему ты плачешь?
Крюк перекатился на другой бок и открыл глаза. Свет в яме шел от крошечного создания, умостившегося на древесном корне, – ростом не выше последней фаланги капитанского большого пальца. Создание, казалось, было сделано из чистого света, и поначалу Крюку даже больно было на него смотреть. Он сощурился, глаза понемногу привыкли, и вот уже пират смог рассмотреть тоненькие черты. На фее красовалось что-то переливающееся и узкое, почти до колен, а тельце было такое хрупкое, что казалось бесполым. Синяя чашка колокольчика сидела на волосах под лихим углом, будто шляпка. Крюк попробовал было сосредоточиться на лице, чтобы получше его разглядеть, но оно было такое маленькое, и большую часть, казалось, занимали сияющие глаза… так что тонкий нос и малюсенький рот были едва видны.
– Человек, почему ты плачешь? – повторила фея, немного недовольно на его вкус.
Голос ее звучал в точности как если потрясти связку маленьких золотых колокольчиков. Крюк покачал головой и закрыл глаза обратно, но когда снова открыл, фея никуда не делась.
– Динь-Динь? – прокаркал он сквозь растрескавшиеся губы. – Как так вышло, что я тебя вижу?
Фея откинула головку и рассыпалась жемчугами смеха.
– Да, Джеймс Крюк, я – Динь-Динь. Ты меня видишь и понимаешь, потому что я так хочу. Почему ты плачешь? Ты потерял свою тень?
– Я потерял свой путь, – сказал Крюк, подумав немного. – А его отыскать куда труднее, чем тень. Ты можешь помочь мне в поисках?
– Нелегкий выдался денек, да? – крошка сунула микроскопический палец в уголок рта и на мгновение склонила головку набок. – Да, думаю, я смогу тебе помочь. Но только не здесь.
Она огляделась и сморщила носик.
– Ну почему тебе непременно надо было пойматься в такое неприятное место? Какая глупость. Ступай за мной.
Она развернула сверкающие крылышки и трижды облетела вокруг его головы, описав восходящую спираль, а потом прянула прямиком в усыпанную звездами ночь, оставив позади шлейф блесток. Почти машинально Крюк протянул следом левую руку, пальцы его сомкнулись на звездном свете. Фея исчезла, а он рухнул на дно ямы, не веря и не доверяя. Значит, и она тоже явилась только посмеяться над ним?
Кстати, что она сказала в конце? Ступай за мной? Но это же невозможно… если только…
Что там говорила Тигровая Лилия про пыльцу с крыльев феи?
Крюк вскочил. Он снова воздел руку и попробовал чуть-чуть подпрыгнуть, но тщетно – сила тяжести упорно держала его в плену. Лили сказала что-то еще… Счастливые мысли? Какие у него есть счастливые мысли? Ох, и глубоко же придется копать, чтобы найти хоть одну.