Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира ,

– Ну, почему нельзя вести себя на свой возраст? – стонала она, а Зофья в ответ только смеялась.

Мы с Зофьей все время играли в скраббл – ну, в слова. Зофья всегда выигрывала, даже несмотря на то, что английский у нее был не ахти. А все потому, что мы договорились, что ей можно использовать бальдерзивурлекские слова. Бальдерзивурлекистан – это место, где Зофья родилась, больше двухсот лет назад. Так она, по крайней мере, говорила. (Да, бабуля утверждала, что ей больше двухсот лет. Возможно, даже еще намного больше. Иногда она даже рассказывала, что лично встречалась с Чингисханом. Он кстати, был куда ниже ее ростом. Наверное, мне сейчас некогда рассказывать еще и эту историю.) Бальдерзивурлекистан – это еще и очень полезное слово, когда играешь в скраббл, хотя на доску оно и не влезает. Зофья выложила его в самый первый раз, когда мы с ней сели играть. Я была по уши довольна, потому что только что заработала сорок одно очко на «вурдалаке».

Зофья все возилась с буквами. Потом она гордо посмотрела на меня, словно приглашая остановить ее, если смогу, и положила «зивурлекистан» после «Бальдера», разграбив для этого «вурдалака», «кисмет» и «арлекина», а заодно попутно переделав «в» в «во». «Бальдерзивурлекистан» протянулся через всю доску и сполз вниз с правого края.

Я расхохоталась.

– У меня вышли все буквы, – сообщила Зофья и, облизнув карандаш, принялась подсчитывать очки.

– Это не слово, – возмутилась я. – Нет такого слова – «Бальдерзивурлекистан». К тому же это против правил: нельзя выкладывать слово из восемнадцати букв на доску шириной в пятнадцать.

– Это еще почему? Просто название страны, – заявила Зофья. – Я там родилась, крошка моя.

– Спорим? – я пошла, взяла словарь и хорошенько его прошерстила. – Вот! Нет такого места.

– Сейчас-то, конечно, нет, – спокойно сказала Зофья. – Оно и тогда-то было не слишком велико. Но ты же слышала про Самарканд, Узбекистан, Великий Шелковый Путь и Чингисхана. Разве я тебе не рассказывала, как встречалась с ним?

Я поискала в словаре Самарканд.

– Ладно, – сказала я через некоторое время. – Такое место есть. И слово тоже есть. А Бальдерзивурлекистана нет.

– Они теперь называют его как-то по-другому, – сказал Зофья. – Но я всегда думала, что важно помнить, откуда ты пришел. И, по-моему, будет только честно, если я стану пользоваться словами из бальдерзивурлекского языка – английский-то у тебя куда лучше моего. А теперь пообещай мне кое-что, пышечка моя, – что-то совсем-совсем маленькое: ты запомнишь ее настоящее имя – моей страны. Бальдерзивурлекистан. Кстати, если сложить все буквы, я же получу триста шестьдесят восемь очков, так?

Если называть вещи своими именами, то фэйриная сумочка будет звучать примерно как «орципаниканикч», что дословно означает «кожаный мешок, в котором живет мир». Правда Зофья никогда не писала это слово одинаково. Она говорила, что каждый раз нужно делать это немножко по-разному. Ты и сам не захочешь, чтобы оно писалось в точности как положено, потому что это опасно.

Я-то просто называла ее волшебной сумочкой – потому что как-то раз выложила на доске слово «волшебный». Зофья сказала, что оно пишется через «а», а не через «о», проверила по словарю и проиграла ход.

Зофья рассказывала, что в Бальдерзивурлекистане они пользовались доской с плашками для гадания, прорицания и местами просто для развлечения. Это было немножко похоже на скраббл. Возможно, поэтому-то она и оказалась такой мастерицей в этой игре. С помощью доски с плашками бальдерзивурлекистанцы общались с теми, кто живет под холмом. Обитавший там народ ведал будущее. Бальдерзивурлекистанцы носили им простоквашу и мед, а молодые женщины из деревни имели привычку забираться на холм и спать там под звездами. Судя по всему, подхолмные жители были очень милы. Самое главное было никогда не спускаться в холм и не ночевать там, как бы ни был мил явившийся оттуда парень. Если тебя туда занесет, то проведи ты там хоть одну-разъединственную ночь, поднимешься потом, а снаружи – бац! – и целая сотня лет прошла.

– Всегда помни об этом, – наставляла меня Зофья. – Неважно, насколько пригож твой парень. Если он хочет, чтобы ты пошла к нему, это плохая идея. Шалить – шалите, но на ночь не оставайся.

Время от времени женщина из-под холма выходила за мужчину из деревни… правда хорошо это никогда не заканчивалось. Проблема в том, что женщины из-под холма ужасно готовили. Они никак не могли привыкнуть к тому, как идет время в деревне, а это значило, что ужин у них непременно либо подгорал, либо оставался сырым. А вот критики они не выносили: она ранила их нежные чувства. Если деревенский муж жаловался или хотя бы выглядел так, будто вот-вот пожалуется, все было кончено. Женщина из-под холма возвращалась к себе домой, и даже если муж плелся следом, упрашивая, умоляя и извиняясь, могло пройти три года – или тридцать, или даже несколько поколений, – прежде чем она соглашалась выйти снова.

Даже самые лучшие, самые счастливые браки между бальдерзивурлекистанцами и людьми холма все равно заканчивались плохо – когда дети подрастали достаточно, чтобы начать жаловаться на ужин. Впрочем, у всех в деревне текла в жилах хотя бы толика подхолмной крови.

– И в тебе тоже, – сказала Зофья и поцеловала меня в нос. – Передалась от моей бабки и ее матери. Вот поэтому мы такие красивые.

Когда Зофье стукнуло девятнадцать, жрица-шаманка раскинула плашки и обнаружила, что должно случиться что-то скверное. На деревню надвигались разбойники. Драться с ними бесполезно: они все равно сожгут все дома дотла и угонят в рабство молодых мужчин и женщин. Но и этого мало: грядет еще и землетрясение, а это уже совсем плохо, потому что когда селению угрожали разбойники, оно просто в полном составе уходило на одну ночь под холм, а когда подымалось обратно наверх, разбойников уже и след простыл – где-то с месяц как. Или десять лет. А то и сто. Но это землетрясение собиралось разворотить холм до основания.