Москва – город проклятых

22
18
20
22
24
26
28
30

Мужчина направил фонарик вниз, и мурашки побежали по спине. Смерть уже стояла в пяти шагах от него в виде сбившейся в кучу стаи бывших людей. Самый жуткий из ночных кошмаров воплощался наяву. К зрительному шоку примешивался обанятельный — от них несло, словно с десяток забрызганных кровью мужчин, парней и женщин только что вышли с бойни. Они рассматривали чудака, которого уже считали добычей. Правда в руках у него оружие, только это мало что меняет…

Ни выказывая ни малейших признаков страха, стая надвигалась на капитана. В мерцающих волчьим блеском глазах Стасу чудилось непонимание. О себе эти существа вероятно уже знают, что пули им малострашны. И большинство людей, на которых они охотятся, тоже пропитались чувством обречённости. Тем более странно, что сумасшедший одиночка никуда не бежит и не скулит от ужаса. Вероятно это сбило их с толку. В их воспалённом воображении добыча должна вести себя иначе.

Не меньшая оторопь взяла и его, когда в искажённых злобой окровавленных рожах Стас вдруг узнал знакомые черты:

— Охренеть! Коля, Серго, Пахан…тётя Галя!

Услышав свои прежние имена, заражённые соседи и знакомые по двору замерли. В глубинах их отравленных вирусом мозгов явно что-то откликнулось в ответ. Не то, чтобы они смутились, однако в их вонзённых в него, горящих синим огнём взглядах и готовых вцепиться мёртвой хваткой протянутых руках, что-то провисло.

Надо воспользоваться удачной заминкой и стрелять, но как! Если с каждым что-то связано. Кого-то ты совсем недавно видел на лавочке у подъезда, кто-то гулял с детьми на детской площадке когда ты возвращался со службы, и со всеми ты здоровался при встрече. Кому-то одалживал до получки, делился своими маленькими радостями и печалями… Как выстрелить, если даже дворник Рузик из далёкого Таджикистана со временем стал восприниматься как земляк!

— Это я, Стас! — позвал Стас. — Помните как на девятого мая собирались у Жорика? А как гудели у Песковых, обмывая ножки их третьего? Помните?! — Стас с надеждой искал проблеска сознания в мигающих, полных тупой жестокости глазах знакомых по двору, с которыми иногда по выходным гонял мяч в старой футбольной коробке во дворе или просто останавливался поболтать про жизнь. Только напрасно, ибо ничего человечьего не осталось в этих светящихся дырах, даже обычной людской злости, один тяжёлый, мёртвый туман. Жуткие рожи с почти родными чертами ловили каждое его движение, ожидая подходящего момента для броска.

— Тётя, Галя…помните, как я помогал вашей маме чинить её любимый старый телевизор?! — в последней надежде обратился Легат к немолодой женщине в халате, шлёпанцах на босу ногу, которой на восьмое марта подарил букет цветов. В этой руке она теперь сжимала окровавленный нож, а в другой волокла убитую кошачью тушку (похоже они мочили всех, кто попадался им на пути). Соседка угрожающе зарычала, а вслед за ней очнулись и бросились к нему остальные. Но навстречу им по ступенькам уже прыгали гранаты. Хорошо, что прихватил эти старые противопехотные «колотушки» Вермахта из музея. И хорошо, что они не снаряжены специальной стальной «рубашкой» для оборонительного боя, что значительно увеличивало количество осколков и радиус поражения, и до минимума сокращало время перед взрывом. А так, в наступательном варианте, задержка составляла четыре с половиной или даже восемь секунд — вполне достаточно, чтобы успеть скрыться. К тому же, когда кожей лица ощущаешь брызги слюны и чувствуешь вонь из разинутых пастей, невольно начинаешь двигаться гораздо резче.

Стас огрызнулся хлёсткой очередью из автомата, отбросив нападавших, и молнией заскочил в квартиру. С противоположной стороны двери грохнули взрывы, застучали осколки. А уже через полминуты яростно забарабанили. Быстро они очухались! Но всё равно поздно: расположение замков ему хорошо знакомо, руки сами нашли и повернули нужные ручки. Дверь им ни за что не сломать, ведь хозяин квартиры сам её устанавливал, а он в этих делах кое-что смыслит.

Прижавшись спиной к холодному металлу, Стас ждал пока всё стихнет, и переводил дух. Он у друзей. Этот дом всегда ему нравился своей тёплой атмосферой. Это удивительная семья! Глава её Степан Татаринов — мировой мужик, раньше работал водителем автобуса, а недавно открыл небольшую фирму по производству и установке железных дверей и сопутствующего оборудования. Жена его Татьяна работает в парикмахерской. Их единственный сын Эрик — огромная любовь и боль родителей. Инвалид детства. Его тело от рождения оказалось не приспособлено к нормальной жизни. В роддоме врачи даже предложили сдать его в специализированный детский дом, но Степан и Таня с возмущением отказались. И фактически посвятили себя сыну — возили по лучшим специалистам в области развития таких особенных детишек, по кружкам. Всем жертвовали ради него. Когда в доме не работал лифт (а такое раньше случалось нередко), совсем не богатырского сложения Степан на спине тащил шестнадцатилетнего парня вниз к машине, чтобы отвезти в бассейн или на занятия шахматной секции, а потом втаскивал обратно. В итоге Эрик на дому закончил десятилетку и даже заочно поступил в приличный ВУЗ, а в шахматах уже выполнил норматив на получение звания «Кандидат в мастера спорта». И как утверждал его тренер, это был ещё не потолок для него. Голова у паренька и в самом деле ясная, хотя тело, не смотря на героические усилия родителей, так и осталось мёртвым…

— Эй, есть кто? — позвал Легат из прихожей.

Ему никто не ответил. Стас прислушался. Из глубины квартиры доносились странные звуки, словно собака глодает кость и повизгивает от удовольствия. Но у Татариных никогда не было дома животных.

И ещё как будто где-то рядом смотрят мультик… Стас двинулся на эти звуки по коридору, по пути уже привычно проверяя все помещения. Толкнул дверь справа. Это был туалет, на унитазе сидел мужчина. Большая часть черепа разнесена выстрелом. Это был Степан. Правая рука у него была в укусах, и в ней он продолжал держать обрез охотничьего ружья. Похоже, он всё понял и чтобы не подвергать своих любимых риску подвёл черту. Самоубийство произошло явно несколько суток назад, ибо запах был ужасный, но Стас словно не замечал его. Продолжал смотреть на друга с болью и уважением:

— Эх, Степаныч, как же ты так…почему не отсиделся в опасное время за своей супердверью?

Самым скверным в случившемся было то, что глава семейства, прежде чем ликвидировать себя, не проверил входную дверь на лестницу, так и оставив её открытой. Сам то он избежал мерзости перерождения, а вот своих близких не оградил.

Из двери в конце коридора всё громче доносилась знакомая мультяшная мелодия. Дверь в комнату их сына распахнулась. В комнате было темно, плотные шторы задёрнуты и свет выключен. Стас посвятил фонарём и увидел в двух метрах перед собой невероятно страшные глаза и раззявленный окровавленный рот. Как будто не добродушный, забавный Эрик, а кто-то другой, жуткий и голодный, смотрел на него через эти помутневшие зрачки. Стас словно завороженный смотрел, как юноша судорожными глотательными движениями старается сожрать выхваченный из плеча матери кусок. Женщина беспомощно оглянулась на Стаса, она держала сына на руках, тогда как полоумный детёныш 16-ти лет вцепился ей в волосы. Ужас накрыл Легата холодной волной. Он дёрнулся назад, а то, что ещё недавно было симпатичным умным мальчиком Эриком, карабкалось по полу к нему с каким-то утробным скулением и пыталось укусить…

На лестничной клетке на Легата накатила тошнота. К такому трудно привыкнуть. Пока он приходил в себя, из квартиры появилась Татьяна в пропитанной кровью ночной сорочке, оставляя за собой след из красной дорожки. Кровь потоком лилась из страшных ран на плече и шее. По всем медицинским показаниям жена Степана должна была бы скончаться от гигантской кровопотери. Отжеванное ухо, разорванное горло, плечо и прогрызенное насквозь бедро доконали бы кого угодно, но только не того, в чьей крови уже размножался вирус. Женщина была бледна, как мел, и в сочетании с растрёпанной причёской, глубоко ввалившимися глазами и заострившимися чертами лица, выглядела как воплощение смерти. Её большие чёрные глаза навыкате в огромных синяках поблёскивали голубым серебром, и сквозь них смотрело всё то же страшное существо, которое выглядывало из зрачков каждого зомби. Двигаясь бесшумно, словно привидение, босоногая женщина стала обходить его, заходя за спину.

— Не надо, Таня, — с горечью предупредил Стас. Его палец лёг на спусковой крючок. На войне он бы не колебался. Но тут нажимая на курок, понимаешь, что не по куску фанеры или по бутылке палишь, — эту женщину он считал почти сестрой…

Стас повернулся вслед за женщиной. И в тот же момент две руки ухватили его сзади за шею и сдавили так, что хрустнули позвонки. Напавший обдал его запахом любимого одеколона Степана Татаринова, который всегда злоупотреблял низкосортной советской мужской парфюмерией. А позади этих рук появилось синюшное, оскалившееся в жуткой улыбке лицо Эрика. Стас встретил взгляд мертвых помутневших глаз парня, и ему сделалось тоскливо. Прекрасная душа инвалида умерла, зато его беспомощное тело обрело дьявольскую силу. Парень ещё плотней навалился на него сзади. Его рука с мужской обстоятельной тяжестью ещё плотнее сдавила шею словно железной удавкой. В плечо вцепились зубы, но не смогли сразу прокусить толстую ткань куртки.

Одновременно мать паренька, взвизгнув, фурией метнулась к Стасу и ухватилась за автомат, стараясь вырвать его. Капитан отчаянно пытался сохранить оружие, но парочка одолевала. На короткий момент дуло Калашникова оказалось направленным прямо в живот самому Легату. Одновременно каждый из напавших искал возможность впиться зубами в любую оголённую часть тела друга их семьи.