Стеклодув

Я кивнула, и в этот же миг по моему телу начало разливаться сильное и теплое чувство. Оно неслось как ураган, принося с собой далекие, словно обрывки сна, воспоминания о запахе конюшен, громком ржании кобылы, и длинноногом золотисто-коричневом чуде со смешными ушами, которому оказалось очень непросто появиться на свет. Эта была такая сильная и искренняя радость — радость от пришествия на землю новой, пусть и очень маленькой, жизни. Я даже не была уверена, что сама умею такое испытывать.

— Спасибо, — тихо сказала я, прислоняясь к его плечу.

— На здоровье, — ответил Ян, приобняв меня и с любопытством наблюдая за моей реакцией на его подарок, и продолжая пить свой приторный чай.

Он снова закурил, и ярко тлеющий пепел на конце его сигареты напоминал мне волшебную палочку, которая разгоняла тьму, скопившуюся в моем сердце, и в унисон со звучащей внутри подаренной радостью создавала царство уюта и покоя.

Прямо перед нами медленно карабкалась по небосводу луна. Ночь бережно укрыла фермы, наполняя мир силой для завтрашнего продолжения жизни. Я слушала, как шумно вдыхал воздух развалившийся кверху пузом Грот, как вокруг нас поскрипывал забор, как тихо и сонно ржали лошади и как где-то очень далеко, кажется, тарахтел грузовик. Это была не могильная тишина дома, покинутого любовью, это была зовущая и чарующая музыка. И в эту самую минуту жизнь не казалась мне безупречной, но достаточно стоящей, чтобы её жить. Мне хотелось стать частью этого мира — живого, звучащего, и пахнущего свежими летними ночами. Хотелось дать ему нечто такое, что станет ценно и важно, что отзовется в моем сердце ощущением подлинной радости и гордости — не чужими, полученными в подарок, а моими собственными.

5

Я лежала на траве, задумчиво накручивая на кончик носа тонкую прядь волос и уставившись своими прозрачно-зелеными глазами в ясное небо. Солнце клонилось к горизонту, милосердно ослабляя июльский зной. Рабочий день кончился, первые собранные мной помидоры этого сезона покоились в ящиках и тряслись по ухабам на пути к складу. Прошел почти месяц с отъезда папы, иногда он звонил и рассказывал что-то туманное о своих планах на будущее, обещая приехать на следующей неделе. Мама впервые за последние шесть лет ушла в отпуск, а потом понемногу и в запой, но обещала вернуться. У одной из работающих со мной девушек не так давно умер дядя, а у другой — любимая кошка, поэтому почти все свои смены мне приходилось слушать мысли о смерти, заполняющие их мозг. Заполняющие — это очень правильное слово, потому что обычно мы думаем о многих вещах, они цепляются друг за друга, существуя то одновременно, то последовательно, сливаясь в длинную-длинную цепь. Подлинная же мысль о смерти настолько огромна, что занимает всю нашу голову, и, кажется, ещё чуть-чуть пространства вокруг неё. Она просыпается раньше, чем мы, засыпает позже и ни на одну минуту не сдает своих позиций. Она пухнет внутри головы, вытесняя все размышления, кроме самых необходимых. А мне приходится все это слушать и ощущать, несмотря на то, что в моей жизни все, слава богу, живы, хоть и не очень счастливы.

— Hello! Ты что тут развалилась как мешок картошки?

Я поднялась на локте и прищурилась. Худощавая высокая фигура говорящего стояла прямо напротив заходящего солнца, но мне не нужно было его разглядывать, чтобы узнать. Это был Кук, в конце каждой смены он приходил принять работу, дать последние указания и отпустить всех по домам. Только домой мне не хотелось.

— Я прячусь.

— От кого?

— Ну, может, от тебя.

Кук сел рядом со мной и, сорвав длинную травинку, сунул её себе в рот.

— Я пришел передать, что отец просил тебя завтра зайти за зарплатой. А потом можешь прятаться дальше.

— Ура-а-а, — протянула я, — спасибо.

— Слушай, к отцу на выходные приедут гости, и нам понадобится баня, — сказал Кук после некоторого молчания и посмотрел на меня.

С моего носа сорвалась туго накрученная прядь и упала на лицо. Я вздохнула, расстегнула молнию на кармане куртки и, выудив оттуда два золотистых ключа на маленьком колечке, молча протянула их Куку.

— Пойдешь домой?

— Не знаю. Я вчера заходила переодеться, там дикий бардак, вонь, а в гостиной непонятные спящие тела. Наш дом никогда не отличался порядком, но это уже больше смахивает на притон. Филя сказал, она выходит только в магазин и иногда в какой-нибудь бар с дружками.

Именно по этим причинам я старалась как можно реже ночевать и вообще появляться дома. Тяга моей матери к периодическому алкоголизму была проблемой редкой, но не новой, и определенные навыки, помогающие пережить эти периоды, мы с Филей давно выработали. Например, я приноровилась ночевать у Яна или на мягком раскладном диванчике в предбаннике у Кука, к чему его родители относились понимающе. Его семья была замечательной. Стоило мне появиться у них на пороге, как мама Кука уже спешила поставить к обеду ещё одну тарелку, а маленькая Соня с радостными воплями мчалась с другого конца двора, чтобы повиснуть у меня на руках. В выходные они вчетвером устраивали пикники, на которые иногда приглашали и меня, и в эти минуты я чувствовала себя в самом сердце семейной любви — простой, крепкой и веселой, такой, какой давно не знали мои собственные родители.