Хозяин теней

22
18
20
22
24
26
28
30

– Взглянуть на Уотерхауса и Россетти, – говорит он. – Хочу проследить за некоторыми моделями с их картин. В путь, мисс Карлайл, и задавайте поменьше вопросов. Пожалуйста.

Двести пятьдесят две мили, четыре с половиной часа езды – эта поездка будет долгой. Клеменс выруливает с газона, куда снова заехала с непривычки, и сворачивает к загородной трассе.

– Вы слушаете современную музыку? Помню, что не особо. – Она беззаботно кивает самой себе, поглядывая в зеркала, но замечает краем глаза хмурые густые брови Теодора и усмехается. – Специально для нашей поездки я сделала чудесную подборку, – говорит она. – Будем знакомить вас с шедеврами музыкального искусства.

Теодор в очередной раз закатывает глаза. Устало откидывается на подголовник. Вздыхает.

– После того как Майкла Джексона окрестили гением, я вряд ли хоть что-то из современной музыки сочту шедевром, – говорит он.

«Форд» медленно пересекает мост через реку, на развилке сворачивает на первый съезд и продолжает размеренно двигаться по дороге на северо-запад. Клеменс тщательно изучает указатели, чтобы не сбиться с маршрута, но все равно пропускает табличку с немного пугающей надписью «Добро пожаловать в Пенрин». В голову приходят ассоциации с «Твин Пиксом», «Соснами» и еще одним мистическим сериалом – там тоже все начиналось с похожих табличек.

Алекса Тернера в записи сменяет Эдит Пиаф.

– Ну хорошо, – вздыхает Клеменс под хрипловатый голос дивы. – Если никто после Майкла Джексона вам не нравится, то что вы слушаете из более раннего?

Теодор лениво приоткрывает один глаз. Молчит, смотрит на нее и чуть хмурит брови.

– Оперу? – допытывается она. – Вагнера, Моцарта или Верди, например? О, или, может быть, русских классиков? Рахманинова, Чайковского? Ну что-то же вы слушаете, верно?

– Не оперу, – коротко отвечает он. Зевает, прикрывая рукой рот, и добавляет: – Оперы любит Бен. Мне они кажутся затянутыми и скучными.

На узкой дороге попадаются три ямы подряд, и Клеменс, ойкнув, переключает передачу, чтобы ехать медленнее и глядеть теперь еще внимательнее. Притормозив перед светофором, она достает из кармана в дверце машины бутылку с водой.

– Удивительно, – заключает она после минутного молчания. – Я про оперу. Мне казалось, вы должны ее любить, раз современная музыка вам не по душе.

– То есть, по-вашему, я могу любить только новомодную электронику или оперу и балеты?

Светофор моргает. Автомобиль трогается вслед за облупленным стареньким «Пежо», который обогнал их на предыдущем перекрестке.

– Нет, но… – Клеменс посматривает в боковое зеркало. Ей кажется, что красный «Ситроен» она видела милю назад, еще на первом съезде у развилки, но она предпочитает думать, что у нее паранойя. Теодор, похоже, ничего необычного не замечает.

– Мне нравится джаз, – говорит он внезапно.

– Джаз? – ахает Клеменс. – В нем же столько импровизаций!

– И это лучшая его часть.

– Неужели? Мне казалось, вы не любите неожиданности.