Хозяин теней

Он знает ее лучше, чем себя – больше, чем себя, и даже если бы беспамятство не отняло всю его прошлую жизнь, он думает, что ничего бы не изменилось.

Каждый день ее хочется открывать заново и познавать с ней весь мир, сжавшийся до размеров домика на отшибе за две мили от города, куда обыкновенно не добирается и самый терпеливый путник.

К Нессе идут за травами, когда становится совсем худо, когда снадобья знахарки Ибхи не помогают. Серлас еще не знает, какими словами называют его жену просто за знания, которыми она делится с приходящими к ее порогу горожанами, отчаявшимися и убитыми горем. Он еще не знает, что с каждым новым гостем Несса делится собственной силой.

И оттого она кажется ему тоньше, нежнее, словно что-то в ней угаснет, если Серлас не сумеет ее защитить.

Вместе они стригут трех овец местного пастуха, который позволяет забрать себе шерсть, ибо в его стаде еще двенадцать. Вечерами Несса достает тяжелую прялку и прядет шерсть. Деревянное колесо скрипит и с трудом поворачивается, изредка упрямясь и не желая подчиняться рукам хозяйки. В такие моменты Несса любит повторять, что старая прялка спасает их от недоброго слова, и Серлас пасмурнеет. Все чаще он замечает, как жена рассуждает о порчах, людских заговорах и наговорах, и о том, как скрытен бывает тот, кто рядом.

Ему не нравится то, что он слышит. Она не пытается объяснить свои слова и только смотрит на него полупрозрачными зелеными глазами, от которых не скрыть ни одной мысли.

Когда Несса возвращается в дом, вдоволь насмотревшись у обрыва на набегающие кудрявые волны, Серлас мучается с заржавевшей застежкой на воротнике старого камзола.

– Давай помогу, – говорит жена, протягивая к нему тонкие пальцы раньше, чем он успевает ответить.

– Не стоит, я…

Но Несса уже подходит, встает рядом – так близко, что от резкого выдоха Серласа прядь русых волос падает ей на лоб. От Нессы пахнет свежими травами и чаем. Сегодня она выглядит бледнее обычного.

– Надо было поторговаться еще с этим портняжкой за испорченную застежку! – вполголоса ругается она, пока Серлас рассматривает морщинку на ее лбу. Хочется накрыть ее рукой, стереть с лица. Успокоить жену. Почему она так бледна?

– Что-то случилось? – тихо спрашивает он, одновременно пугаясь того, что они ведут разговор так близко друг от друга, и желая получить ответ, а не очередную недомолвку. Он замечает куда больше, чем ей кажется, но ему приходится играть роль, которую она для него приготовила. Тихий, послушный Серлас. Спасенный во имя жизни на отшибе маленького города в доме женщины, которую знает лучше себя самого.

– Все в порядке, – отвечает Несса.

Ее рука скользит по вороту его камзола и осторожно касается скулы. Темная щетина колет ей пальцы.

– Все в порядке, – повторяет она и улыбается, поднимая глаза. – Куда ты собрался?

Серлас смотрит на нее и хмурится, отлично зная, как не любит она видеть его сердитым.

– Дров почти не осталось. А у коровы кончается сено. Я хотел бы сходить до перелеска на юге: говорят, там рядом хорошее поле.

– Зачем тогда тебе этот камзол? – смеется Несса. – В нем трудно будет работать.

Серлас отворачивается и делает шаг назад. Так звонко она насмехается, а ему не обидно – больно видеть, как на ее изможденном лице вспыхивает улыбка. Сердце сжимается до рези в груди, так что он сердито смахивает волосы и хватает с крючка старую шляпу, которую Несса принесла ему из города неделю назад.

Вот бы взять в свои ладони ее лицо и смотреть, как она улыбается. Вечно. Чтобы не видеть бледность ее щек и не гадать, что творится с ней уже не первый день.