Хозяин теней

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мистер Атлас! – шипит она, как только нагоняет своего нетерпеливого спутника прямо возле лесенки, ведущей вниз. – Вы с ума сошли?

Он уже спустился и теперь с осторожностью дергает тяжелую ручку. Деревянная дверь, обитая железом, напоминает старые ворота средневековых замков. На мгновение Клеменс думает, что умозаключения Теодора все-таки имеют под собой разумные основания, но тут же отметает эти мысли.

– Это незаконно! Знаете, сколько дают за взлом с проникновением?

– Без отягчающих обстоятельств… – Теодор пригибается, и она почти перестает его слышать. – А у нас таковых не имеется, разве только вы не протащили с собой взрывчатку, – до четырнадцати лет.

– Вот именно! – Клеменс повышает голос, тут же ойкает и, мысленно проклиная и себя, и Теодора, спускается к нему, пока никто не успел заметить ее через окна. – Вы же не хотите провести четырнадцать лет за решеткой?

Приникший к замочной скважине Теодор неопределенно пожимает плечами.

– Четырнадцать лет – пустяки, – слышит Клеменс, но ей кажется, что это ветер шелестит ветвями липы.

– Мы не собираемся ничего красть, – фыркает Теодор, словно все, что сейчас происходит, не беспокоит его ни капли. – Мы всего лишь посмотрим, что там прячет наш добрый приятель Стрэйдланд помимо винных бочек… Ну-ка, мисс Карлайл, наклонитесь поближе.

– Во-первых, нет никаких мы! – шипит Клеменс. – Я не собираюсь помогать вам, чтобы потом сидеть рядом с вами на скамье подсудимых, потому что Стрэйдланд нас точно до суда доведет, а оттуда прямиком в тюрьму за берглэри[11]! А во-вторых…

Она не успевает придумать еще одну возмутительную причину – Теодор, нетерпеливо простонав, совсем не по-джентльменски хватает ее за плечо. Клеменс распахивает глаза в невольном испуге, но он вдруг запускает пальцы в ее волосы и осторожно вытаскивает из уже растрепанного пучка одну тонкую шпильку.

– Это совсем мне… – икает Клеменс и слышит в замочной скважине характерный щелчок. Умелые руки ее спутника только что взломали винный погреб мистера Стрэйдланда, самого большого скряги их маленького городка.

– Неужели вам совсем не интересно, мисс Карлайл? – с победной ухмылкой спрашивает Теодор и толкает тяжелую дверь, которая послушно впускает его внутрь с тихим скрипом.

Он сумасшедший, а ее ждет срок за взлом и проникновение – или же наказание от матери. И неизвестно, что хуже. Вздохнув, Клеменс делает шаг вслед за Атласом.

«Если сюда еще не съехалась вся полиция округа, значит, Стрэйдланд не особо охраняет свои винные запасы, верно?» – думает она, пока ее босые ноги нащупывают опору. Полумрак погреба рассеивается, как только в дальнем его углу Теодор находит цепочку от светильника.

Свет вспыхивает лениво и как-то тускло, словно лампа устала еще до появления гостей. Клеменс замечает несколько бочек и деревянные ящики с откинутыми крышками, в которых, заботливо укрытые сеном, лежат пыльные бутылки. Ахнув от неожиданности, она идет вдоль полок – на крепких деревянных полках покоятся годы – десятки лет, закупоренные в стеклянные сосуды и запечатанные так давно, что от дат кружится голова. Тысяча девятьсот шестьдесят третий. Тысяча девятьсот восемьдесят пятый. Девяностый. Совсем непыльная колба «Монраше».

– Неплохой был год, – неожиданно комментирует Теодор. Клеменс вздрагивает и оборачивается. В неровном свете единственной лампы лицо мужчины кажется ей старее лет на сто пятьдесят. Невольное видение стирается, как только Теодор кивает на полку.

«Бароло» урожая тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. Красное сухое.

– Нил Армстронг, Эдвин Олдрин и Майкл Коллинз совершают первую посадку на Луну, – декламирует Клеменс, подражая голосу диктора из старого радиоприемника. – Один маленький шаг для человека и огромный скачок для человечества.

– Американские войска покидают Вьетнам, мы несем большие потери, – возражает ей Теодор. Его хриплый голос становится заметно ниже, когда он внезапно говорит: – Впервые тогда подорвался на мине.

Клеменс оборачивается, выдыхая облачко пара, – здесь, в погребе, прохладно настолько, что ее кожа покрылась мурашками, а руки и ноги заледенели. Клеменс смотрит на Теодора снизу вверх, не понимая, кого видит перед собой – живого человека или призрака, явившегося сюда ради какой-то неясной цели.