Вьюрки

Прозвучало это так, будто речь шла о проблеме с вывозом мусора или с перебоями в подаче воды. И начальственный тон председательши сотворил привычное чудо, напомнив о рутинном, чуть скандальном духе прежних общих собраний и настроив дачников на решительный лад.

Тамара Яковлевна, поняв, что никто не интересуется ее мнением, пожала плечами и пошла к калитке. Но на полпути, быстро оглядевшись по сторонам, свернула за сарай. И оттуда, вдоль забора, по кустам, направилась обратно к дому Степановых.

Ни озадаченные тем, как же решить «проблему с полтергейстом» дачники, ни сидевшие в беседке со Степановым фельдшер и Ленка не заметили этого маневра. Зато его заметила не принимавшая участия в общей дискуссии Катя. С минуту понаблюдав за тем, как Тамара Яковлевна, пригнувшись, тихонько крадется за кустами смородины вдоль стены дома, Катя тоже огляделась и быстро шмыгнула за ней.

Повелительница кошачьего царства долго ползала на карачках вокруг степановского дома. Катя внимательно следила за ней, прячась то в смородине, то в малине. Наконец Тамара Яковлевна остановилась под одним из окон. Это было окно той самой гостевой комнатки, в которой Ленка Степанова впервые услышала стук.

Тамара Яковлевна, кряхтя, опустилась на колени и стала ковырять землю палочкой. Пальцы плохо слушались, да и спина болела. Катя смотрела-смотрела, как она трудится, то и дело утирая пот со лба, а потом вылезла из своего укрытия.

– Давайте я помогу.

– Давай, Катенька, давай, – закивала, не оборачиваясь, Тамара Яковлевна. – Не век же в смородине сидеть…

Земля была рыхлая, как будто недавно вскопанная. Вдвоем они быстро докопали до трещины в фундаменте, из которой торчала какая-то маленькая тряпочка, вроде носового платка. Катя хотела вытащить, но Тамара Яковлевна шлепнула ее по руке, плюнула через левое плечо, двумя пальцами, за самый краешек, вытянула непонятный предмет из щели и бросила, не глядя, себе за спину.

Это и впрямь был испачканный в земле носовой платок – маленький, с синими цветочками. Он был перехвачен несколькими узелками так, что получилось некое подобие тряпичного человечка.

– Вот тебе и куколка-стуколка, – Тамара Яковлевна с трудом поднялась, держась за стену. – Ой, грехи наши тяжкие… Кикимору подбросили, вон оно как нынче бывает, ни стыда, ни совести.

– А вы откуда зна… – Катя осеклась, заметив в глазах Тамары Яковлевны знакомый лукавый огонек.

– Так я уж в этих порядках новых разбираться начала. Уж это я умею. При коммунистах пожила, при капиталистах, и теперь еще поживу, Катенька, при этих. А ты кого видела?

Катя растерянно моргнула.

– Другим глазки строй, а я не поверю. В доме, когда мальчишки-то наши убегали. Кого ты там увидела?

– Свинью. На двух ногах. За ними бежала…

Тамара Яковлевна почему-то не стала смеяться. Только прищурилась, и они обе какое-то время молча друг на друга смотрели – с подозрением и любопытством.

– Кикимора и была. Она по дому свиньей, зайцем либо собакой катается, – сказала наконец Тамара Яковлевна. – И отчего же ты их видишь, Катенька? Да рядом вечно ошиваешься…

Катя молчала.

– Ладно, не говори, тебя мне еще не хватало. Подай-ка куколку, нагибаться тяжело.

Катя послушно наклонилась – и замерла с вытянутой рукой, так и не дотронувшись до тряпичного человечка. Тамара Яковлевна затряслась в беззвучном смехе: