— Расписали на троих, не видишь, что ли? — огрызнулся я. — Давай, положи ему что-нибудь. В плоской тарелке, да подвинь ближе, он не понимает. Во-о-о, Ромыч, красава! Сэнди, ты ему ещё водички налей, рядом поставь.
Рома то жрал тушёную картошку с мясом без помощи рук, то смещал морду вправо и лакал воду. Я нетерпеливо притопывал ногой. Сандра всучила мне бутерброд.
— Жри давай, — сказала. — Ты тоже, блин, работаешь до отсечки, а после отсечки хоть трава не расти.
— Сутки остались, — пробормотал я, тиская бутерброд, как сиську. — Три песни. Плюс — сведение.
— Мёрдок, не хочу тебя расстраивать, но этот на ближайшие часа четыре точно не барабанщик, — сказала Сандра.
— Б**дь, — сказал я и откусил от бутерброда.
Не успел проглотить, как меня осенило.
— На! — сунул я Сандре огрызок и подошёл к трубе. — Звука-а-а-ач! Так, по-нормальному в разные каналы писаться нельзя. Но две записи смиксовать ведь можно? Ты ж в самом начале нам какую-то херню сводил.
— Можно совмещать неограниченное количество дорожек, — согласился звуковик.
— И что нам это даст? — не понял Иствуд. — Барабанщик всё равно...
Он посмотрел на Рому, который, стоя на четвереньках и мурлыкая, продолжал самозабвенно жрать.
— Всё нам это даст, — сказал я. — Вивьен, сядь за барабаны, попробуй сыграть «Мечется где-то». Иствуд, давай этого наружу вынесем. Сэнди, миски его захвати, а то он плакать начнёт, а я это ненавижу.
Мы вынесли Ромыча в предбанник, а когда вернулись, Вивьен стучала на барабанах и стучала вполне себе сносно.
— Отлично, — сказал я. — Это такой же судьбоносный момент, как когда Мег Уайт села за установку. Пишем.
— А клавиши? — спросил Иствуд.
— Клавиши потом отдельной дорогой. Вивьен — программа, она ритм математически понимает. Лучше неё с такой задачей никто не справится.
В реальной студии, даже если все инструменты пишутся в разные дни, ты всегда можешь напялить наушники и слушать остальных. Ну, если только ты не барабанщик, который пишется первым. Но даже в таком случае барабанщик может изначально записать простой ритм, а уже потом, когда на него наложатся остальные, напялить наушники и переписать свою дорогу так, чтобы все охерели.
Здесь же наушников не было, и играя, ты мог слушать только то, что играешь ты и остальные. Соответственно, нашим единственным союзником со стороны вселенной был метроном. А единственным участником группы, у которого этот метроном был в голове — Вивьен. Я бы тоже мог сесть за барабаны, а потом попытаться записать гитару в тишине по памяти, но на это у меня ушли бы те же часа четыре, так что смысла — ноль.
— Мёрдок, доешь бутерброд, — без особой надежды попросила Сандра.
— Сандра, отвали, не видишь, мы работаем?!