Тварь у порога,

22
18
20
22
24
26
28
30

Подобная практика обычно способствовала тому, что гость довольно скоро примирялся со своей участью. С учетом же того, что все вновь прибывающие отличались недюжинным интеллектом, то для них познание сокрытых доселе тайн вселенной — неведомых глав ее безмерно далекого прошлого или ошеломляющих завихрений будущего, включая периоды, опережающие их собственное текущее время — всегда представляло громадный интерес, даже несмотря на то, что некоторые из подобных открытий были подчас поистине ошеломляющи и даже ужасны.

Временами отдельным гостям разрешалось встретиться со своими соседями по временному жилищу — такими же пришельцами из будущих веков, — чтобы они могли обменяться впечатлениями о жизни в период, отстоящий в любую из сторон от их собственной жизни на сто, тысячу или даже миллион лет. При этом все они были обязаны вести скрупулезные записи на своих родных языках о самих себе и знакомой им жизни родственных им существ — эти отчеты затем отправлялись в громадные архивы.

Следует добавить, что среди «гостей» был один особый тип, привилегии которого намного превышали права любого из остальных временных пришельцев. Это были умирающие постоянные гости, чьи тела были выхвачены из будущей жизни наиболее хитроумными, но престарелыми членами Великой Расы, стремившимися подобным образом избежать физического угасания.

Следовало признать, что подобный тип гостей был не столь частым явлением, как того можно было бы ожидать, поскольку поразительное долголетие членов Великой Расы заметно притупляло их тягу к безмерному продлению индивидуальной жизни — в первую очередь это касалось именно незаурядных в интеллектуальном отношении существ, способных самостоятельно осуществлять подобные умственные телепортации. Как раз из таких случаев переселения престарелых разумов возникло много устойчивых изменений личности, отмечавшихся в более поздней истории, в том числе и человеческой.

В обычных же случаях, когда разум-«интервент» узнавал в будущем все, что ему требовалось, он приступал к конструированию аппарата, при помощи которого первоначально оказался в новом для него мире и затем намеревался вернуться обратно. Таким образом он снова оказывался в родном ему мире и в собственном теле, а временно пребывавший в нем разум возвращался к себе — в будущее, к которому он первоначально принадлежал.

Подобный взаимообмен оказывался невозможным лишь в тех случаях, когда между обеими его фазами одно из тел погибало. В подобных случаях, как бывало и со стареющими членами Великой Расы, разум-«интервент» продолжал жить в будущем, обитая в чужом теле; либо наоборот — пришелец в мир Великой Расы становился постоянным «гостем» и был вынужден доживать свой век в облике и времени членов Великой Расы. Подобная участь оказывалась особенно тяжелой и даже ужасной в тех случаях, когда «гость» также принадлежал к Великой Расе, что было отнюдь не таким уж редким явлением, поскольку во все периоды своего существования она проявляла особую заботу о своем будущем.

Количество постоянных «гостей» было в целом крайне незначительным — в первую очередь благодаря тому, что каждая попытка самопроизвольного переселения дряхлеющего разума влекла за собой по законам Великой Расы суровое наказание. Метод проекции также позволял покарать нарушителя даже в тех случаях, когда он находился в чужом теле, а в ряде ситуаций беглеца насильно возвращали домой, в прошлое.

Практиковались и более сложные операции по замене того или иного «интервента» или, наоборот, «гостя», другими разумами, взятыми из различных периодов прошлого — все подобные эксперименты строго контролировались и учитывались. Со времени открытия метода проекции буквально в каждой эпохе земной жизни всегда присутствовал крайне незначительный, но достаточно хорошо распознаваемый процент членов Великой Расы.

Перед возвращением «гостя» в его собственное время он подвергался особой процедуре, отдаленно напоминавшей глубокий гипноз, с тем, чтобы стереть из его памяти все полученные им у Великой Расы знания. Это было обусловлено тем, что ее члены опасались — и небезосновательно — возможных пагубных последствий проникновения избыточного количества новой информации в неподготовленные для этого условия. Несколько случаев прямой передачи подобной информации уже вызвали, а в ближайшем будущем, как предполагалось, наверняка вызовут чудовищные катастрофы. Если верить старинным мифам, то два подобных случая в значительной степени обусловили получение землянами сведений о существовании самой Великой Расы.

Из всего материального, что существовало в этом отделенном от нас целыми эпохами мире, сохранились лишь разбросанные по удаленным концам планеты и дну моря каменные развалины, да отдельные фрагменты старинных манускриптов весьма зловещего содержания.

Таким образом, возвращенный разум вновь обретал свой прежний возраст, но обычно сохранял лишь скудные и крайне фрагментарные остатки тех знаний, которые он получил за время своего невольного временного заточения. Все воспоминания, которые можно было уничтожить, уничтожались, так что в большинстве случаев на место своего былого обитания возвращалось существо, имевшее в своей памяти лишь смутные обрывки воспоминаний о днях минувших. Некоторым особям, правда, удавалось сохранить больше, чем другом, а редкие и случайные совпадения из этих воспоминаний оказывались своего рода робкими намеками, долетевшими в будущие века из запретного прошлого.

Пожалуй, не было в истории человечества таких ее этапов, когда отдельные группы или культы не пытались бы сохранить эти намеки и в тайне от остального мира поклоняться им. В книге «Некрономикон» прямо говорилось о существовании в человеческом обществе подобного культа — того самого, который иногда помогал отдельным разумам в их путешествии сквозь века от времен Великой Расы.

Позднее эта раса, став неким всеведущим образованием, задалась целью наладить обмен информацией с разумами других планет и изучить как их прошлое, так и будущее. Ей также хотелось максимально подробно исследовать и свое глубокое прошлое, а также установить истоки появления загадочных и темных миров далекого космоса, откуда к ним пришло их собственное интеллектуальное наследие, ибо разум Великой Расы по возрасту намного превосходил ее конусовидную телесную оболочку.

Когда-то в незапамятном прошлом существа старого и умирающего мира, мудрые в своем бездонном знании, заглянули в отдаленное будущее в поисках новой среды и новых форм, в которых они могли бы обрести еще более продолжительное долголетие. По завершении всей подготовительной работы они осуществили массовую засылку туда своих разумов, чтобы те проникли в тела конусообразных организмов, населявших землю миллиарды лет назад. Так и возникла Великая Раса, тогда как мириады отправленных в еще более далекое прошлое разумов были обречены на вымирание в образе странных для них кошмарных существ. Когда же над этой расой вновь нависнет угроза гибели, она в очередной раз выживет, имплантировав лучших представителей своего разума в такие организмы, которые будут иметь больший цикл физического существования.

Такова была подоплека чудовищного хитросплетения легенд и галлюцинаций. Когда же примерно в 1920 году я придал своим исследованиям достаточно стройную форму, то сразу ощутил некоторое ослабление непонятного психологического давления, которое испытывал на более ранней их стадии. А может, все мои ощущения, если их очистить от чисто эмоциональных наслоений, и в самом деле смогут найти свое вполне рациональное объяснение? В период амнезии любая случайность могла подвинуть мой разум на изучение тайн оккультизма, и я стал вникать в содержание запретных легенд, встречаться с членами древних и несправедливо ошельмованных культов, что, в свою очередь, дало пищу для беспокойных снов и тревожных ощущений, которые стали одолевать мой мозг уже после выздоровления. Ведь подобное и в самом деле могло стать ключом к разгадке мучивших меня тайн.

Что же до заметок на полях книг, сделанных таинственными иероглифами и на других незнакомых мне языках, но убежденно приписываемых мне всеми библиотекарями, то, находясь во власти своей «побочной» личности, я мог где-то нахвататься по верхам чужеземной речи, а непонятные закорючки попросту явились продуктом моих фантазий, базировавшихся на описании старинных легенд, и позднее также нашедших отражение в сновидениях. В своих беседах с известными культовыми деятелями я неоднократно пытался Отыскать истоки тех или иных фрагментов моих видений, но так и не смог нащупать сколь-нибудь убедительных связующих звеньев.

Временами меня вновь начинал беспокоить явный параллелизм многих эпизодов из жизни глубокой древности, хотя, с другой стороны, я понимал, что в далеком прошлом стимулирующий эмоции фольклор носил гораздо более универсальный характер, нежели в наши дни.

Возможно, все остальные заинтересовавшие меня жертвы амнезии также были давно и достаточно близко знакомы с содержанием историй, которые мне лично стали известны лишь в период господства «побочной» личности. Когда эти люди лишились памяти, они стали ассоциировать себя с созданиями, порожденными их собственными мифами — например, о легендарных пришельцах, якобы подменяющих разум людей, — и это послужило для них толчком к поиску источников знания, якобы находящегося в воображаемом доисторическом прошлом. Затем же, когда к ним вновь возвращалась память, они словно поворачивали вспять свои ассоциативные процессы, и начинали думать о себе как о бывших «гостящих» разумах, а не об «интервентах», что и порождало сновидения и псевдовоспоминания типично мифологического характера.

Несмотря на кажущуюся сложность и запутанность подобных объяснений, они в конце концов вытеснили из моего сознания все остальные версии, в первую очередь по причине очевидной слабости таковых и, надо сказать, значительное число известных психологов и антропологов также вскоре встали на мою точку зрения.

Чем больше я размышлял над этой теорией, тем более убедительной она мне казалась, пока в итоге я не воздвиг действительно неприступный бастион, противостоявший продолжавшим осаждать меня видениям и впечатлениям. К примеру, если ночью меня посещал какой-то странный сон, я наутро говорил себе, что это лишь результат чего-то прочитанного или услышанного мною ранее; или, скажем, у меня возникало какое-то странное, омерзительное псевдовоспоминание — я успокаивал себя словами о том, что это также лишь отголосок каких-то мифов, усвоенных в период господства моей «побочной» личности. Ничего из того, что мне могло присниться или что я мог почувствовать, теперь не имело для меня ровным счетом никакого значения, а следовательно и не представляю никакой реальной опасности.