Триггс опустил пару шиллингов в ладонь цыгана и жестом показал, что ждет продолжения.
— Сэр, — сказал цыган, — даже вам не следует здесь оставаться. После захода солнца можно встретить Быка.
— Какого Быка?
— Вы не местный? — спросил предводитель. — И ничего не знаете?
Триггс подтвердил, что он приезжий.
— Однако вы знаете мэра, сурового Чедберна? Не говорите ему о нашем разговоре, — умоляюще сказал цыган. — Он рассвирепеет и устроит нам кучу неприятностей. Он не любит, когда говорят о Великом Страхе Ингершама.
— Бык… Великий Страх… — недоуменно повторил Триггс.
— Страх есть страх, и его не объяснить, — сказал цыган. — Мне кажется, каждый чувствует приближение дьявола; Бык — кошмарный зверь, призрак, у него бычья голова, он изрыгает огонь, рога у него с молодое дерево, а глаза… глаза…
Молодая цыганка собрала детишек под боком, словно наседка, и Триггс заметил, что, несмотря на грязь, они были прелестны, как амурчики.
— Они могут умереть от голода, но я не хочу, чтобы им, как кроликам, пускали кровь всякие чудовища! Никогда! — выкрикнула она и с ненавистью погрозила далеким башням ратуши, золотые конуса которых горели в лучах жаркого солнца.
Раздав множество мелких монет, Триггс направился к «Красным Букам», спрашивая себя, что же он, собственно говоря, выяснил.
После чая с сандвичами и кексами, которые примирили Триггса с его желудком, мисс Лавиния Чемсен предложила гостю послушать музыку в ее «святилище». Триггс с трудом подавил в себе желание взбунтоваться — он любил только военные марши и с тревогой подумал, что дым его трубки не очень подходит к атмосфере «святилища» мисс Лавинии. Однако нашел в себе силы улыбнуться и сказать, что восхищен предложением. Помещение, где девушка занималась искусством, оказалось верандой. Окна ее выходили на лужайку, откуда открывался вид на пустошь. В одном углу под карликовой пальмой стояли пианино и вращающийся табурет.
На деревянной консоли ложного камина верхом выстроились гипсовые похоронные урны, служившие вазами для асфоделий и бледного лунника однолетнего. На стенах, оклеенных обоями в мелкий цветочек, висело множество грошовых сокровищ — цитола с лопнувшими струнами, застекленные гербарии, фетиши с далеких островов, немецкие почтовые открытки в рамочках, морские раковины. На бесчисленных бамбуковых столиках, застеленных вышитыми салфетками, стояли ковчежец для святых даров из позолоченного цинка, гнусное чучело чайки, сидящей на камне, ваза из лже-мрамора, играющий на флейте сатир…
— Как вы находите мой маленький музей? — жеманно спросила мисс Лавиния.
Слово «музей» поразило Триггса, ибо в памяти его тут же возникла унылая галерея Кобвела, и он ответил:
— Вы мне кажетесь поклонницей искусств и античности. Вот и бедняга Кобвел…
В глазах девушки в очках показались слезы.
— Вы верно сказали «бедняга», мистер Триггс, — печально молвила она. — Мы его очень любили, он всегда давал нам скидку.
— Он умер престранным образом.
Мисс Лавиния вздрогнула.