Я сказал никого…
В комнату ворвалось ледяное дыхание, повеяло морем и травой, гниющей на берегу.
— Ветер, — заявил успокоившийся Гилхрист. — Он всегда приносит вонь из порта.
Но его оптимизм тут же растаял, ибо шаги пересекли комнату, а единственное кресло заскрипело под весом невидимки.
— Послушайте… Уэйд, — икнул Гилхрист, — похоже, кто-то сел в кресло.
Я пожал плечами с наигранной жалостью.
— Мистеру Гилхристу привиделось!
Мое презрение подбодрило его. Он снова склонился над бухгалтерской книгой. Но я видел, как он бросал беспокойные взгляды в угол, где стояло кресло.
В конце концов, он не выдержал и подошел к нему.
Это было обычное кресло, лоснившееся от задниц, часто ерзавших по нему. Его добропорядочные старинные формы не вызывали никакого ужаса.
Наверное, так думал и Гилхрист, ибо он без страха протянул руку и…
Хотя и предупрежденный таинственным привидением, я в ужасе вскрикнул.
Руку Гилхриста яростно схватила невидимая кисть и принялась ее сжимать, выворачивать, ломать кости. Потом Гилхриста отбросило, и он перелетел через всю комнату.
Газовый рожок вдруг побледнел, зашипел и потух.
Гилхрист кричал еще добрую минуту, будучи жертвой невидимого и безжалостного палача.
Мне удалось зажечь огарок свечи, которым мы плавили сургучные палочки. Хозяин лежал на пюпитре безжизненной массой; из его носа сочилась кровь, а рот был странно искажен.
Я довел его до двери дома; он не переставал говорить о пауках.
Почему?
Гилхрист провалялся в постели целую неделю.
А когда вернулся, то прятал левую руку под огромной перчаткой из черной шерсти, а рот его прикрывала повязка. Он говорил с превеликим трудом, издавая странные шипящие согласные. В глазах было застывшее, жестокое, нечеловеческое выражение. Мысль о скором возмездии придавала мне достаточно мужества, чтобы выносить этот странный взгляд, жаждущий крови.