Ами-Де-Нета [СИ]

— Мать пустота ждет, парни! Хейг!

— Хейг! — заорали в ответ.

Потом Даэд бежал рядом, касаясь локтем локтя Янне, а впереди распахивался открытый край, резал глаза солнечным светом, ограниченным наползающей с правой стороны огромной черной тучей. Вместе выскочили к самому краю, встали там сверкающей шеренгой. Янне поднял руку с арбалетом, другую прижимая локтем к боку.

— Хейг!

Хор голосов отозвался, уже в спину, на которой раскрывалось упругое компактное крыло, становилось острым парусом, как гребень кшаата, только в сотни раз меньше. Даэд вдохнул и кинулся следом, ощущая, как послушно разматывается под карабином крепкий шнур. Сунул локоть к боку, изо всех сил нажимая кнопку на поясе. И полетел, ныряя и выравниваясь, стукая сердцем и изо всех сил стараясь представить себя на обычной полетной тренировке, каких было множество в последний год обучения в классах.

Туча сползала, заверчивая вокруг себя потоки воздуха. И Даэд довольно быстро сообразил, что тут, в грозовых облаках летается по-другому. Раньше главным было взаимодействие со шнуром и боковыми ветрами, поймаешь ветер и натягивая шнур, паришь, следя, чтоб не потерять стремительный поток. А тут — потоки были сильнее, но более узкие, и нужно лавировать, чтобы один вознес тебя вверх, а другой опустил на нужную высоту. Поболтавшись в пустоте почти в одиночку, а рядом прыгали и тут же улетали дальше последние охотники, Даэд, наконец, выровнял парение и двинулся следом, двигая плечами и лопатками. Парус послушно поворачивался, нагибаясь и расправляясь. Охотники рассыпались серебристыми точками, как яркие искры на фоне черноты облаков. И когда Даэд подгреб к самой крайней шеренге, из клубов темной влаги стали выныривать агонзы, летели, мерно взмахивая огромными черными крыльями, короткие хвосты пластались жесткими веерами, морды вертелись на вытянутых шеях, рассматривая серебряные точки то одним, то другим глазом.

— Хейг! — по команде первая редкая шеренга ворвалась в гущу стаи, и огромные звери вдруг заорали, кликая пронзительными голосами и быстро делая выпады мощными клювами.

Даэд не сумел правильно определить скорость и, подлетая совсем близко, увернулся от щелкающего клюва, поджимая ногу. Ударился в шею, проехав сверкающей броней по вставшим чешуям. Кто-то кинулся к агонзу, тыкая в жирный огузок зубцом, таким же, какой сжимал в кулаке Даэд — толстое короткое копье с острым полированным наконечником. Агонза вскрикнул, ниже больших крыльев внезапно распахнулись маленькие, роняя из подмышек толстые живые комки. Ниже, крича хриплые команды, двое развертывали сетчатые кошели, кидались под скинутые тушки, ловя и сразу же отлетая, чтоб не попасть под удары клюва.

Ткнув дважды, охотник пнул в уколотое место ногой и отпрыгнул, взвиваясь выше. Сборщики прянули вниз и в сторону, на ходу свертывая полные кошели и защелкивая их на толстом тросе, что болтался, уходя вниз. Кошели заскользили, унося шевелящуюся добычу.

Из-за скорости, с которой метались, сбивая строй, агонзы, Даэду казалось, вокруг сплошная каша из огромных чешуйчатых тел, сетей, сверкания арбалетных стрел и копий, мелькания человеческих фигур. Но посмотрев вперед по ходу движения стаи, он еле разглядел перед ними полукруг пронзительно-белых точек — это охотники не давали агонзам покинуть очерченное засадой место. А позади, на фоне черной тучи точки становились еще ярче, кололи глаз, будто сами были остриями копий. В мешанине движений и звуков резкий удар в плечо завертел Даэда, нога зацепила натянутый шнур.

— К Башне! Принимать! — прокричал в пластик забрала яростный рот с острыми зубами, — ползаешь тут…

Сгибаясь, Даэд пытался стащить с колена веревочную петлю, пальцы соскальзывали. Еще не хватало закувыркаться, чтоб его подтаскивали к воздушному пирсу, как тряпочную игрушку. Петля подалась, заскользила к щиколотке, Даэд крутанулся, делая почти танцевальное па, и выровнял полет, чутко двигая лопатками. Поднялся выше, одновременно сдвигаясь в сторону Башни. И на лету смотрел, не имея сил оторвать взгляд, на картину, что развернулась у его ног.

Твари и люди пятнали дымчатую пустоту, которая заволакивалась тенью массивной тучи, фигуры метались, ныряя и взвиваясь вверх, сходились и растаскивались, будто кто-то невидимый перемешивал пальцем чаинки в сосуде. Между огромных агонзов трепетали голубые параинки — пустотные бабочки, что всегда сопровождают больших созданий, питаясь остатками их еды и всяким хламом, который зверье сбрасывает во время линьки: пластинками чешуй, кусочками старых перьев, клочками меха взрослеющих кроликов.

Со стороны охота уже не казалась крутым месивом, где все собрано в плотную бурлящую массу. И это было очень красиво. Даэд заметил, что каждого агонза оставляют в покое после первой атаки, независимо от того, расправил ли зверь вторые крылья. Комки кроликов, падающие в подставленные кошели, казались отсюда совсем крошечными. А дальше некогда стало смотреть, шнур натянулся, рывком подтаскивая к пирсу. Даэд понял приказ и сунувшись в пару неподходящих потоков, полетел обратно, к далекому пирсу, на котором сверкали лебедки и суетился народ.

— Вытаскивай! — голос ударил в уши, сверху нависла массивная подошва пирса, а рядом болтались на коротких канатах кошели, размером побольше Даэда. Он прицепился к одному, сунув ногу в мелкие отверстия сетки, растянул горловину и опешив, посмотрел вверх, надеясь на подсказку и помощь. Кролик лежал внутри, прижав к туловищу короткие лапки, морщинистая морда уткнулась в жирную грудь, слепые глаза плотно закрыты. Огромный, понял Даэд, размером почти со взрослого человека. Как такого вывернуть из мягкой сети? Рядом с другим кошелем управлялся черноволосый охотник, тот самый, что проводил его из комнаты пиршеств. Нырять в кошель и выкручивать оттуда спящую тушу не стал. Дернул за горловину, опуская ее вниз, отцепил от каната, и на лету буквально раздел кролика, тут же цепляя тушу на крюк, а смятый кошель держа локтем у пояса. Мясо рывками поползло вверх, мальчишка, взбираясь по соседнему канату, качнулся к Даэду, рассматривая его через прозрачный козырек.

— Уже не живой. Как только агонз выпустил его.

И полез дальше, скрылся на пирсе, снова мелькнул, уже в полете, унося в руках гору пустых кошелей.

Неживой… Даэд вспомнил только что увиденное — сомкнутые веки и прижатые к опушенной реденьким мехом груди тонкие лапки. Это хорошо, что на крюк — уже не живой. Хотя он сам ловил рыбу. На крюк. Живую…

Охота длилась и длилась, агонзы вскрикивали, пытаясь проскочить шеренги охотников, но боясь стрел и копий, метались, дергаясь в стороны, и свет уже не падал на блестящие черные спины и серебряную броню, кролики, кувыркаясь, падали в подставленные кошели, Даэд метался, цепляя полные мешки к транспортным тросам, летел к пирсу, медленнее других снимал с туши сетчатый мешок, цепляя крюк, отправлял добычу наверх. Собирал смятые кошели и снова летел в стаю.

Время остановилось, слепленное из одинаковых трудных действий. И одновременно бежало стремительно, оставляя на руках Даэда лохмотья серебристой пленки от порезов чешуями, ломоту в напряженных плечах, темь в глазах, которые уже отказывались видеть. А крики охотников и добычи превратились в сплошной гул, в котором не различить слов.