Никита вяло шевельнул рукой. А потом сел, вдруг сразу все вспомнив. Его ведь выбросили с чердака. Но не так, как хотел Хозяин. Наоборот, Никите удалось упасть, как нужно было ему — он ухватился руками за край, повис, а там уже и до земли было недалеко. И никто уже не подталкивал, не проверял, чтобы исход был нужным.
Они с Пашей были одни.
— А там такси приехало, сказали — за тобой, — растерянно произнес Паша. — Уезжать, что ли, собрался? А как же заклад? Нам его сейчас в самый раз искать.
Голова гудела, руки ломило, в теле чувствовалась странная невесомость. Ощущение было — словно он все еще падает.
— Нет больше заклада. — Голос хриплый, в горле першит.
— Как это нет? Найдем!
С улицы погудели. И правда такси. Теперь сюда кто угодно может приехать и уехать.
— Нечего искать. — Никита поднялся, прислушался к себе. Все привычно — боль, ссадины и даже босоногость. — Это была записка, которую оставила одна из дочерей священника. Но она сегодня сгорела.
— Дочь? — растерянно спросил Паша.
— Записка.
Сигнал. Таксист ждал.
— Никита! — звал дядя Толя.
— Что-то я ничего не понял.
— А ты у Обидина спроси. Захочет — расскажет. Он теперь многое может рассказать.
Если из них кто-то вообще захочет говорить. Морок прошел. Они теперь глаз друг на друга не поднимут. А хочет ли с ними говорить Никита? Нет! Хватит! Наговорился.
Никита сделал шаг. В городе без ботинок будет туго. Но, может, он их купит. И уже больше не потеряет.
— Никита!
Кусты раздвинулись театральным занавесом, выпуская дядю Толю.
— Где же ты бродишь? Такси приехало. Я сумку твою взял. Давай скорее! А где твои сапоги?
Никита подумал, что как раз сейчас можно уже и не уезжать. Что все закончилось. Что теперь он королем должен ходить по улицам. И все от него будут прятаться.