Большая книга ужасов — 73

22
18
20
22
24
26
28
30

Никита полез через кусты к дороге.

— Я буду ждать.

— Илью своего жди!

Он запутался. Совсем запутался и ничего не понимал. И от этого на душе становилось мутно. Наверное, впервые его жизнь перестала зависеть от него. Раньше как? Забрался в дом — твоя ответственность. Порвал джинсы, перепачкался или получил упавшим шкафом по голове — виноват только ты. Ругает мать, грозит отобрать кроссовки, чтобы не мог никуда пойти, — тоже твои дела. А тут? Кто во всем виноват? Никита? Так ведь нет. Он послушно таскает воду.

Надо было в этой истории кого-нибудь обвинить и непременно найти крайнего. Илья, Хельга, мелкие, дядя Толя… По всему выходило, что виноватых нет. Он приехал, они обрадовались. Ну и Хозяин тоже… обрадовался.

— Где ты был? — Дядя Толя встречал на крыльце. — И почему ты босиком?

В руке у дяди Толи ковшик. Никита зажмурился. Что-то он устал. Вообще от всего. Сколько можно? Опять поливают!

— Вы знаете о проклятии, иначе бы не поливали дом, — прошептал Никита, прислоняясь к перилам крыльца. — Вы знаете о проклятии и все равно меня пригласили. — Хоть один виноватый нашелся — уже хорошо. — Хотя всем приезжим грозит опасность. Сами мне рассказывали.

— Что у тебя за вид? — не смутился дядя Толя.

— И вот теперь меня хотят убить, люстра кусается, дом вышвыривает, местные топят.

Дядя Толя поджал губы. Никита подумал, что брякнул что-то не то. Пожалуй, надо было остановиться на «убить».

— Это фольклор, не больше! Поверь мне как историку. Нет ничего. Про Бабу-ягу ты тоже читал сказки, но в лес тем не менее ходишь. И молоко пьешь, не боясь превратиться в козленочка. И даже вон в понедельник из дома поехал, хотя есть примета, что в понедельник пускаться в путешествие нельзя. Мы тебя пригласили, потому что любим и хотим, чтобы ты отдохнул. Не в городе, а на природе. Бак и огород — это так: не хочешь — не делай. И уж извини, такие у нас порядки — запасаться водой. Не зачем-то, а чтобы было.

Не те слова. Плечи заломило от недовольства. Потому что все это было неправильно. Но правильные слова не находились. Вошел в дом. Оказывается, он здорово исколол подошвы — даже по ровному полу идти было больно.

— Никита, подожди! — Баба Зина сидела на кухне с прямой спиной. Губы поджаты. Кулак на столе собран. От напряжения побелели костяшки пальцев. — Это все Обидин, да? Он тебя в это втянул? В эти глупые ночные игры!

Никита пожал плечами. Он не понимал, кого все время обвиняет бабушка. Мифический Обидин уже виделся Барлогом с горящими глазами и длинной многохвостой плеткой. Вроде бы такие по поселку не бегали.

— Что за игры у вас, а? — настаивала баба Зина.

Никита пошевелил пальцами ног. Завтра спать будет до вечера. Никакая сила его с кровати не поднимет.

— Никита! Не темни! — вскрикнула бабушка. — Я отвечаю за тебя перед твоей матерью! Что у вас там происходит? Где твои ботинки? Что у тебя с лицом? Тебя били?

— Кроссовки порвались. — Про лицо лучше не рассказывать. Долго.

— Толя! — крикнула баба Зина в глубину комнат. — Да что вы меня мучаете! Найди ему сапоги!