Гости на Саут-Бэттери

Он проследил за моим взглядом в окно, на сад, где мой отец наносил последние штрихи, где у нас, несмотря на яму и желтую ленту вокруг нее, должна была состояться вечеринка. Чтобы это меньше бросалось в глаза, Нола повесила на ленту наполненные гелием шары, подаренные Ричем Кобилтом во искупление своей вины за то, что он рассказал о яме, вместо того чтобы просто засыпать ее землей, а мой отец сдвинул все вазоны и горшки с цветами по ее периметру, чтобы гости не упали в яму. Единственным гостем-ребенком была Блю Скай, и я была уверена, что или Софи, или Чэд будут носить ее в «кенгурятнике», и ей не придется топать ножками в опасной близости от ямы.

Джейн, в туфлях без каблуков и брюках цвета хаки, трудилась рядом с моим отцом, а когда он поднялся и протянул руку, помогая ей встать, рассмеялась над чем-то. Как и предсказывала моя мать, отец нелегко воспринял новость о Джейн. Мать всегда утверждала, что он – единственный мужчина, которого она когда-либо любила, хотя сам факт существования Джейн казался достаточным доказательством обратного. Я склонила голову Джеку на грудь, прислушиваясь к биению его сердца.

«В этом вся суть брака, – подумала я. – От нас всегда ждут прыжков веры, нравится нам то место, где мы приземлимся, или нет».

К отцу и Джейн подошла моя мать, и я увидела, как просветлело лицо отца, как его тело повернулось к ней. Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его, задержав губы на секунду дольше, чем требовалось, и Джейн улыбнулась. Наконец она обрела семью, о которой всегда мечтала и обрести которую, вероятно, никогда не рассчитывала. Но теперь у нее были мать и сестра, и даже отец, а еще две племянницы и племянник. Мой отец попросил Джейн называть его папой, если ей это удобно, и она на удивление легко согласилась.

Мое сердце екнуло, когда мои родители обняли Джейн, но это точно была не ревность, а скорее чувство потери. Нечто подобное чувствует первенец в тот день, когда родители приносят домой братика или сестричку, внезапно поняв, что его безмятежные дни в качестве единственного ребенка остались в прошлом. Я только что вновь обрела родителей, открыла для себя новые отношения, которых у меня никогда не было, и как же обидно было их вновь терять! Но, как сказал Джек, я ничего не потеряла, а чтобы принять изменения, потребуется время. Например, нужно перестать навешивать ярлыки буквально на все в доме. (Его слова, а не мои.)

Джейн мне нравилась. Мне нравилось признавать наше внешнее сходство, тем более что она вновь перекрасилась в брюнетку. Многие даже думали, что между нами гораздо меньшая разница в возрасте, чем на самом деле. Джейн вернулась в дом на Трэдд-стрит, так как в ее доме продолжались ремонтные работы. Правда, теперь, когда, по выражению Рича Кобилта, «барабашек» больше не было, ремонт продвигался заметно быстрее. Ричу даже удалось в течение двух недель работать с одной и той же бригадой рабочих. Никто больше в ужасе не выбегал из дома, бросив свои инструменты.

Джейн пообещала оставаться няней, пока она мне нужна или пока я не найду ей замену. Джек сделал несколько замечаний по поводу того, что ей следует заблокировать свой Google-календарь на восемнадцать лет вперед, и они оба рассмеялись. В отличие от меня.

Джек поцеловал меня в макушку, и я прильнула к нему, заново осознавая, насколько бесценны наши отношения и как легко мы едва не разрушили их. Не было никаких обвинений – мы оба были виноваты, каждый из нас скрывал правду из страха сделать только хуже. И при этом подняв такие волны, что они едва не перевернули лодку.

– Как продвигается работа над книгой? – спросила я. Понимая, на каком тонком волоске висела писательская карьера Джека, я старательно избегала этой темы. На прошлой неделе он постоянно пропадал в своем кабинете, и я подумала, что, если мы собираемся и дальше быть откровенны друг с другом, я должна его спросить.

– На самом деле все идет отлично. Как и у Нолы с ее музыкой. Твоя мать считает, это связано с тем, что Джейн блокировала ее разум, чтобы духи ее не беспокоили. Похоже, у нее очень сильное биополе, и ее блокировка распространилась и на другие творческие процессы. Правда, теперь, когда она в курсе своих способностей, она пользуется ими гораздо осторожнее.

Он поцеловал меня в макушку.

– Между прочим, они согласились, чтобы я написал книгу – и Джейн, и твоя мать. Без каких-либо умолчаний и купюр. Они даже разрешили мне использовать их настоящие имена. Думаю, Джинетт надеется на экранизацию этой истории, чтобы утереть нос Марку Лонго.

Я удивленно посмотрела на него.

– Я думала, ты решил не спрашивать… что мы поищем другой способ получить деньги.

– Так и было. А потом твоя мать и Джейн подошли ко мне и сказали, чтобы я не глупил. Они обе заявили, что слишком стары, чтобы беспокоиться о том, что подумают люди, и хотят, чтобы история Хейзелл была рассказана. У девочки была короткая и трагическая жизнь, и, если она может стать уроком и помочь другим, то ее непременно нужно включить в книгу. И я пообещал им, что буду осторожен с историей Анны. Синдром Мюнхгаузена – психическое расстройство, возникшее из-за ее личных проблем, вызванных пренебрежением со стороны родителей. Она тоже это знала. И все равно винила себя. Думаю, поэтому она и повесилась.

– Бедная Анна. Несмотря на то, что она сделала, невозможно не чувствовать к ней сострадания. Даже после того, как она пыталась напугать меня до смерти.

– Тебе следовало направить на нее свой маркировочный пистолет – она бы точно испугалась.

Я ткнула его локтем под ребра.

– Очень смешно. Мне почему-то кажется, что моя мать, Джейн и я заставили Анну увидеть свет. В буквальном смысле. Она была такой несчастной душой. Надеюсь, она обрела покой. Бедная Баттон. Должно быть, она что-то подозревала, раз решилась инсценировать смерть ребенка, лишь бы тот не попал в руки Анны. Хорошо зная Анну, Баттон легко могла предположить, что та непременно попыталась бы вмешаться, возможно, даже использовав то, что отказ моей матери от меня означал, что Джинетт оказалась негодной матерью, и тогда бы Анна по умолчанию взяла на себя воспитание Джейн.

– Такая грустная, печальная история. – Джек поцеловал меня в макушку. – Как ты думаешь, почему Анна осталась на земле? Потому что не могла себя простить?