Джон выпрямился. Софи с опаской тоже.
— Владычица, я пришел представить тебе госпожу моего сердца и просить благословения на мой союз.
Она рассмеялась. Очень мелодично и очень едко.
— Она не эльфийка, — отрезала она. — Даже я это вижу. Она ходит, словно медведь в ельнике, и дышит, как загнанная лошадь.
Софи вспыхнула. Джон слегка сжал ее ладонь.
— Все мы не лишены пороков, но сердцу они не важны, — сказал Джон.
— Вот как… — Владычица снова затянулась. — Ты хочешь сказать, что и я порочна?
Джон побледнел.
— Я не вкладывал в слова свои и тени такой мысли.
— Следи за своим языком тщательнее, мальчик, особенно когда говоришь со своей владычицей. О пороках тебе известно больше прочих, но не смей бросать тень своего существования на чистых. Синай твой ментор, но ты уже вошел в возраст. Вам следует разлучиться. Не стоит такому почтенному мужу и дальше тратить время на такого как ты.
— Синай отдал мне свое служение, и я его принял.
— Я освобождаю его от службы. — Отрезала она властно.
Софи позволила себе еще раз взглянуть на нее. У губ примостилась презрительная складка. Она глядела куда-то сквозь них, не поворачивая головы ни к Джону, ни к Синаю.
Повисла тяжелая тишина. Джон сжал руку Софи так, что ей стало больно. Он опомнился, отпустил ее ладонь и выпрямился.
— Никто не может освобождать от служения предложенного добровольно, — с вызовом ответил он.
Ноздри женщины затрепетали.
— Да как смеешь ты, сын рабыни, указывать мне, что я могу, а что нет? — заговорила она тихо и едко. — Я прикажу вырвать твой язык и скормить его псам.
— Lin’ya едины для любого из народа. — Отрезал Джон. — Даже для меня.
— Что ты знаешь о законах! Оскорбляешь меня в собственном доме! Привел смертную жену, чтобы показать мне. После всех унижений, что я вынесла от твоего отца, еще и ты смеешь насмехаться надо мной?! — в ее голосе прорвалось отчаянное рыдание.
— Вы видите оскорбление там, где есть лишь чистая воля. Я серьезен. Я привез госпожу своего сердца к матери моего народа и прошу вашего благословения.