— Да что ж ты будешь делать, — пробормотал Иван.
Собака начала с лаем скакать перед фургоном. Но сейчас это был не бешеный лай, с которым приходилось сталкиваться сегодня, а обычное тявканье собаки, которая увидела незнакомцев.
Худой мужчина в грязном комбинезоне вышел из дома.
— Рокси! — крикнул он. — Ну-ка иди ко мне!
Иван взял пистолет, прицелился через разбитое лобовое стекло и выстрелил мужчине в голову. Тело несчастного рухнуло на землю.
Ликантроп повернулся и посмотрел на Джорджа.
— Видишь, что ты заставил меня сделать? Мне пришлось убить человека из сраного пистолета. Ты хоть представляешь, как для меня это унизительно?!
Борзая продолжала лаять. Иван вытянул руку, которая на глазах превратилась в волчью и вылез из фургона. Раздался громкий визг, после чего ликантроп залез обратно в салон, с его когтей стекала свежая кровь. Никто уже не скакал и лаял.
— Еще одна жертва на твоей совести, — бросил он Джорджу.
И пусть из всех сегодняшних смертей в кончине последней жертвы Джордж меньше всего мог винить себя, легче от этого не становилось.
Иван продолжил вести грузовик обратно по той же дороге, по которой они приехали.
— Если нас кто-то преследует, им конец.
— Кто бы сомневался, — Джордж посмотрел на Мишель, и от неожиданности дыхание перехватило. Лицо девушки изменилось. Пока не очень сильно. Но уже было заметно, как выдвинулась челюсть, вытянулись пальцы. — Мишель?…
Мишель сдвинулась с места, конечности и позвонки захрустели.
— Вот чертовщина, — Джордж отпрянул и прижался к противоположной стенке клетки. Шерсть на руках Мишель еще не проступила, но волоски раскачивались, словно их колыхал ветер.
В целях самообороны лучшее, что можно было сейчас сделать — схватить ее за голову и резким жестким движением свернуть шею.
Но… он не мог это сделать.
Он не мог убить невиновную девчонку.
Из пальцев девушки стали прорезаться когти. От внезапного приступа боли Мишель не смогла сдержать слезы.
Ладно, если она собирается сейчас превратиться в чертового оборотня, находясь с ним в одной клетке, Джорджу просто необходимо сломать ей шею. Сейчас слово «мораль» было тождественно слову «глупость».