Пекло

В происходящей суматохе маленькому, да еще сонному мальчишке тяжело было сразу понять — что происходит. Любомыслу казалось, что усыпанный галькой берег моря и устье реки шевелятся, что они вдруг стали серо-зелеными от покрывавших их туш саратанов. С испугу мерещилось, что из моря ползет нескончаемый быстрый поток.

И потом, много позже, Любомысл с трудом вспоминал, что же все-таки он видел в то утро.

На своих длинных, суставчатых, схожими с паучьими лапах, саратаны проворно носились по деревеньке. Еще бы: ведь на воздухе для них не было преграды — тугая вода не сдерживала движений. На суше саратан мог легко догнать лошадь. Чудища делали длинные прыжки, отсекая людям любой путь к спасению…

А торчащие из-под панциря щупальца беспощадно и слепо крушили все, что попадалось на пути чудовищ.

В лес ни Любомысл, ни его мать, ни остальные жители маленькой вендской деревни убежать не смогли. Не успели…

Любомысл припоминал, как неожиданно рядом с его избой возникла бугристая серо-зеленая туша чудовища. Делая громадные прыжки, саратан догонял бегущих в лес людей.

Одно из его длинных щупалец вдруг взметнулось, промелькнуло рядом со сжавшимся Любомыслом и окаменевшей вдруг матерью. Оно как бы невзначай коснулось стены. Небольшой избе хватило и этого прикосновения — она не выдержала удара и рухнула.

Раздался грохот. Что-то сильно стукнуло мальчишку по затылку. Голову Любомысла засаднило тупой тягучей болью. Дальше его воспоминания состояли из череды жутковатых и тягостных картин.

Смутно, какими-то отрывками, он видел, что со всех сторон — куда ни кинь взгляд — шевелятся длинные, с подошвой из толстых присосок щупальца. А концы их венчают острые зазубренные шипы. Два сходящихся друг к другу шипа.

Ему казалось — везде сверкают выпученные багровые глаза чудовищ. Множество мелких, с продольным зрачком глаз на одном общем корне смотрят на него.

Любомыслу чудилось, что над ним мелькают зазубренные клешни, так похожие на рачьи, только много больше — будто валуны на морском берегу; что они щелкают, хватают толстые венцы и раскатывают избу по бревнышку.

Любомысл уже не мог отличить, где морок, а где явь. Он впал в бред. И в этом бреду удивительно и страшно сплетались наваждение и правда.

Ему виделось, как на другом конце деревеньки саратаны пробивали в стенах домов бреши, сразу же тянули в проем щупальца и там ими быстро шарили — ища людей.

Чудовища шипели и гулко ухали, хватая жертвы. Они жадно — даже не дробя плоть зубами — их заглатывали.

Саратаны тащили в свои то ли пасти, то ли клювы и еще бьющихся в предсмертных судорогах, и уже мертвых.

Сожрав, чудовища выпускали щупальца и снова шарили ими в поисках добычи. Казалось, этому ужасному насыщению не будет конца…

Люди пытались защищаться, но сила была на стороне саратанов. И жители отдаленной вендской деревни ни с чем подобным не сталкивались и не знали, как оборонить себя. У лесного зверя есть клыки и когти. У охотника нож или копье. Они равны по силам. Но не могут люди тягаться с морской жутью, быть с ней на равных.

Оружие, с которым охотники ходили в лес, против морской нечисти не годилось. А чудовища обладали удивительным проворством и силой; тяжелыми клешнями и щупальцами.

Щупальца…

Еще много-много лет после побоища Любомысл будет их вспоминать.