Фабрика #17

– По производственной необходимости, – оправдывался Владимир Анатольевич. – Привел одного товарища на экскурсию. Пробежимся, поглядим на нашу красавицу изнутри, так сказать.

– Пропуск есть?

– Конечно, все по чину.

Владимир Анатольевич сунул в руки Кореневу картонный прямоугольник с печатью и шепнул:

– Ваш пропуск. Не потеряйте, иначе с фабрики не выберетесь. Покажите охраннику и смело проходите.

Ильич дотошно осмотрел картонку с двух сторон, сообщил, что проход свободен, и снова заснул.

– Внешность обманчива, – Владимир Анатольевич кивнул на старичка-охранника. – Взглянешь на него и думаешь – немощный дедушка дремлет на рабочем месте…

– А разве это не так? – осторожно спросил Коренев.

– Через Ильича еще никто ничего не смог протащить! У него нюх на нарушителей и нарушения. Ильич всю жизнь здесь проработал.

– Так уж и всю…

– Абсолютно! – подтвердил Владимир Анатольевич. – Он родился в фабричном медпункте. Редкое стечение обстоятельств.

#16.

Представшая картина разочаровала – бесцветные здания, разделенные пыльными дорогами. Ни тебе деревца, зеленого газона или красного флажка, чтобы перебить серость. Говорят, в северных регионах у местного населения из-за общей мрачности и унылости развивается цветовое голодание, чреватое суицидальными настроениями.

Коренев тоже испытал нехватку цветов и немедленно захотел повеситься от депрессии. Мимо проехал грузовик, наполненный до краев ароматными персиками, и скрылся за углом.

– Что скажете? – поинтересовался Владимир Анатольевич первыми впечатлениями. – Незатейливо, конечно, зато абсолютная чистота. Здесь чище, чем у вас в квартире.

Коренев не возражал. Как человек творческий, он плодил бардак и нагромождение. Говорят, маниакальная страсть к чистоте – признак невроза или шизофрении. По этому критерию ему сумасшествие не грозило.

– Кроме того, у нас есть и клумбочки, и небольшой прудик, так сказать. Сами увидите, – продолжал Владимир Анатольевич.

Мимо прошли шеренгой рабочие с безразличными лицами. Они были одеты в одинаковые темно-синие робы со светящимися оранжевыми полосами на спинах. Шли молча, и второй раз за день возникли тюремные ассоциации.

– Почему они такие серьезные?

– Кто? – не понял Владимир Анатольевич. – А-а-а… Вы о рабочих? Делу время, потехе – час, дисциплина превыше всего, а для шуток и прибауток отведен целый обеденный перерыв, так сказать.