– Когда долго здесь живешь, начинаешь ценить тишину и умиротворение. Но жизнь не в городе, а на фабрике – там она бьет ключом, так сказать, – продолжал Владимир Анатольевич с рассудительными интонациями, напоминающими знаменские. – Верите вы или нет, а мы с вами похожи, хотя это и не бросается в глаза.
Коренев действительно ничего общего между ним и Владимиром Анатольевичем не находил.
– Каждому кажется, что именно его внутренний мир по-настоящему богат, разнообразен и представляет целую Вселенную, а окружающие – примитивны, убоги, погрязли в рутине и не имеют за плоской душой ни гроша. К сожалению, это иллюзия, тешащая наше самолюбие. Если бы мы имели возможность заглянуть в мысли и чаяния другого человека, нам бы открылось нечто большее – восхищающее и пугающее. Поэтому нам так нравится читать книги – мы на время проникаем в глубину чужого мира и поражаемся тому, насколько он во множестве черт похож на наш собственный, так сказать, а иногда и значительно глубже.
Коренев покраснел, ведь так он и полагал до сего момента, хотя и стеснялся облекать мысль в конкретные сентенции. Слова Владимира Анатольевича вызывали у него легкое чувство стыда.
На подъезде к фабрике туман расступился и обзор расширился.
Остановились у небольшого одноэтажного зданьица неожиданного сиреневого цвета. Чья-то заботливая рука разбила перед входом затейливую клумбу с недействующей имитацией садового фонтана. Вдоль стен расположились аккуратные деревянные скамеечки – на одну из них Владимир Анатольевич и указал со словами:
– Присаживайтесь и ждите, пока я оформлю гостевой пропуск.
Коренев уселся на холодные доски и терпеливо ожидал, разглядывая скучную клумбу с пластиковым фонтаном.
Владимир Анатольевич выбегал из недр здания трижды: сначала забрал паспорт и командировочное удостоверение, потом выбежал, чтобы разузнать, где Коренев получал высшее образование и в каком году, а в третий раз вышел с бесконечной анкетой, нижний край которой волочился по асфальту.
– Фамилия-имя-отчество, так сказать – зачитывал Владимир Анатольевич, вписывал ответы и после каждой галочки добавлял «замечательно, восхитительно». – Год рождения, семейное положение, место работы… Чиста ли ваша совесть?
– Э-э-э…
– Чиста ли ваша совесть? – повторил Владимир Анатольевич.
– Так и написано? – удивился Коренев, заглянул в анкету и убедился: подобный пункт действительно имеется. Прокашлялся и ответил: – Да, в целом чиста.
– Замечательно, – пробормотал Владимир Анатольевич и проставил галочку – в бухгалтерии говорят «открыжить». – Следующий вопрос: умеете ли вы врать? – и тут же открыжил: – Конечно, да! Это проистекает из предыдущего пункта, так сказать…
Коренев возмутился, оскорбленный легкомыслием, с каким Владимир Анатольевич отнесся к важному вопросу, но тот парировал:
– Анкета никому не нужна и заполняется для проформы, ее все равно читать не станут. Кроме того, любой журналист умеет врать, и чистая совесть ему не положена. Или вы из наивных идеалистов, кто видит задачу журналистики в объективном донесении фактов? – с подозрением спросил он.
Коренев гордился мировоззрением прожженного циника и прекратил препираться. Он надеялся на отсутствие подобных вопросов в оставшейся части анкеты.
– Хобби, увлечения?
– Писательство.
– Графоманите, – улыбнулся Владимир Анатольевич. – Понимаю, сам стихи в молодости писал, так сказать.