Но сегодня иначе: двигаться все трудней – на скольжение уж точно не похоже. Скорее, Ищеев протискивается сквозь узкие, словно трещины в скале, коридоры. Он еще держит курс на Станцию, но с каждой минутой все менее уверенно. Что-то пошло не так, думает начод, может, лучше вернуться?
Какое вернуться? Дед строго велел избегать подобных мыслей… осознав, что невольно нарушил дедов запрет, Ищеев на мгновение теряет концентрацию. Мгновения достаточно: твердые, словно каменные, оболочки вокруг становятся губчатыми и влажными, и Ищеева втягивает темная воронка.
Тьма выплевывает начода Ищеева посреди голого поля, и он сразу понимает, что здесь он никакой не начод, здесь его зовут Юра, ему лет десять-двенадцать. Солнце жарит нестерпимо, нигде ни клочка тени. У Юриных ног лежит мотыга. Он понимает, что должен взять ее и рыхлить землю, следуя вдоль тонкой прямой линии, уходящей за горизонт.
Это мытарный мир, говорит себе Ищеев. Ты здесь ненадолго. Не надо брать мотыгу, не надо ничего рыхлить. Надо сконцентрироваться и ни на секунду не забывать, что все здесь нереально, и сам ты, мальчик Юра, тоже нереален. Реален только начод Юрий Устинович Ищеев, и сейчас он вернется в Межграничье.
Ищеев садится на землю, прикрывает глаза, и в ту же секунду что-то толкает его в плечо. Не обращай внимания, говорит он себе и пытается замедлить дыхание. Тщетно. Удар следует за ударом – не слишком сильные, но отвлекают. Ищеев открывает глаза.
Перед ним стоит надсмотрщик, существо с телом ребенка и шестью парами рук. В каждой руке оно держит какой-то простой предмет: палку, камень, баранью кость… и беспрестанно обрушивает удары на своего раба.
Надо закрыть глаза, думает Ищеев, иначе не удастся сконцентрироваться. Но трудно противиться желанию посмотреть в лицо своего палача. Ищеев поднимает голову. У надсмотрщика лицо девочки-подростка: короткие черные волосы, огромные черные глаза. Бледные губы раздвигаются, и из глубины сознания Ищеева всплывают слова: возьми мотыгу и работай!
Эта мысль несет облегчение, но Ищеев знает: ей нельзя поддаваться. Он опять закрывает глаза, снова и снова пробует сосредоточиться, представляет, что он у себя в кабинете, в глубоком кресле. Каким-то чудом в краткий промежуток между ударами Ищееву удается поймать миг спокойствия – и этого мига хватает, чтобы исчезли боль, высохшая равнина, солнечный жар…
Но Ищеев не возвращается в Межграничье: новая воронка опять втягивает его во тьму.
Он приходит в себя на земляном полу, в полутемной закопченной избе. Ищеев знает, что у избы нет ни дверей, ни окна, отсюда нельзя выбраться. Ему опять десять лет, он одет в лохмотья и зябко дрожит. Но страшнее холода – сосущий голод. Я и забыл, как это бывает, думает начод Ищеев, но маленький мальчик судорожно осматривает избу в поисках еды.
Мне не нужна еда, говорит себе Ищеев. Мне нужно сесть, закрыть глаза и сконцентрироваться.
Нет, нет, отвечает он сам себе, сначала я что-нибудь съем. Какая концентрация, когда я могу думать только о еде?
Тем более не так-то и трудно оказалось найти еду! Вон, в примитивном очаге краснеют угли, поднимается волна жара, побулькивает котелок… Это мытарный мир, напоминает себе Ищеев, но все равно подходит ближе, навстречу теплу и запаху еды.
Не боясь обжечься, он вытаскивает котелок из очага и погружает большую деревянную ложку в булькающее варево. Живот подводит от голода, Ищеев зачерпывает жижу, несет ложку ко рту и едва не роняет: из ложки на него не мигая смотрит широко открытый человеческий глаз.
Все это нереально, повторяет себе Ищеев. Это всего-навсего мытарный мир. Мои воплотившиеся страхи, вот и все.
Но другой внутренний голос звучит громче и настойчивей, и он твердит одно:
Если это все нереально, говорит себе Ищеев, почему нельзя съесть в нереальном мире нереальной похлебки? С жадностью он набрасывается на еду, глаз проскальзывает по пищеводу, из какого-то далекого мира на мгновение возникают слова «проскальзывает словно устрица», а еще один голос спрашивает: и чей это был глаз? Женщины? Ребенка? Младенца? Дочери, которой у тебя так и не было?
Что я делаю, спрашивает себя начод Ищеев. Я же не людоед. Даже если что-то и было давным-давно, в детстве, после смерти деда – я этого не помню. Я – Юрий Устинович Ищеев, Начальник Особого Департамента Внутреннего Контроля Управления Безопасности. Я никогда не буду голодать. Я не хочу есть эту похлебку.
Ищеев бросает ложку
ebooksa