А причин отрицать очевидное более она не находила.
– Так это правда… – утвердительно сказала она. – Вы и есть Мара.
– Мне пришлось принять этот облик, моя девочка, потому что злые люди казнили меня, обвинив в убийстве твоего отца. Но это ложь, моя девочка, это ложь.
– Кто же его убил?
– Ты хорошо знаешь, кто его убил.
Лара действительно знала.
– Та женщина… та самая, что привела меня в башню и подожгла солому. Когда все вокруг горело, она сдвинула каменного Ворона и поднялась на крышу. Она тогда его и убила. И думала, что убила меня…
– Все так, – печально кивнула Мара. – Она всегда желала занять мое место. Желала стать женой моему мужу, а тебе – матерью. Первое ей не удалось, потому она просто убила твоего отца. А тебя, моя девочка, она все же вынудила называть себя мамой. Ты звала ее так все эти восемнадцать лет.
Ответить Лара не смогла. Только всхлипнула и закрыла обеими руками рот, чтобы не закричать.
– Вы говорите о маме-Юле? Нет! Этого не может быть!
И, прежде чем Лара успела разрыдаться, Анна Григорьевна шагнула к ней и ласково прижала ее голову к своей груди:
– Тебя больше никто не обидит, моя девочка, я с тобой.
– Нет! – Лара сама не знала, где нашла силы, чтобы ее оттолкнуть. – Я вам не верю! Кто же заманил нас с Даной в башню? Кто хотел нас убить? Кто столкнул актрису Щукину с обрыва? Нет, я не верю вам…
За дверью, будто в поддержку ей, снова прозвучал голос – знакомый и родной, которому так хотелось поверить:
– Лара, открой, ей-богу, не трону тебя! Я расскажу тебе про ту женщину на фото… так и быть.
Лара знала, что верить нельзя. Но поверила. Под печальным и тусклым взглядом Мары, женщины, называвшей себя ее матерью, она скорей отыскала в связке нужный ключ. И сама удивлялась, почему Мара ей не препятствует.
– Жаль… – только и сказала она. – Очень жаль, что ты решила так, моя девочка.
А потом Лара сунула ключ в замочную скважину и отперла дверь.
Глава 24. Второй шанс, вторая жизнь
Вскорости за Ларой ушла и m-lle Ордынцева – сказала, что идет к отцу, опять слегшему с сердцем после ночного переполоха. Губительной жестокостью было бы сейчас допытываться об истинном родстве его с Даной, потому никто за ней не последовал и наставлений, о чем говорить, не давал.