Пропавший Чемпион. Том 1

22
18
20
22
24
26
28
30

— Потому что ты не заслуживаешь такой судьбы, — бесстрастно ответил стревлог, совершенно не собираясь отводить взгляд. При этом в его глазах Сареф чётко читал, что он по-прежнему всей душой болеет за будущее своей расы — и при этом не менее чёткое отвращение к тому, какими инструментами ему приходится это будущее строить.

— Прочие побратимы, — начал рассказывать Эргенаш, — никогда не ценили этого статуса. Сколько бы мы не делали для них в благодарность за помощь, что нам оказали — мы по-прежнему никогда не становились для них равными. Поначалу отношение к нам было как к эдаким забавным зверькам, с которыми можно подружиться и которых можно погладить по голове или подёргать за хвост, — лицо Эргенаша исказила злоба, вероятно, в его памяти всплыл особенно унизительный момент, — а потом, когда приходило понимание, что наша раса, даже в таком положении, всё равно может очень много — они просто садились нам на шею и начинали погонять ногами, чтобы мы абсолютно всё делали за них. И при этом на любые попытки поговорить и обсудить то, что происходит, возражение всегда было только одно: я же ваш побратим, вы теперь мне должны! Тянуть на себе такое ярмо всю жизнь, как ты понимаешь, никто не хочет. Лишить такого Жителя статуса побратима — значит, создать крикуна, который будет клеветать на нашу расу день и ночь до конца жизни. Поэтому… выход остаётся один из одного.

— И что, — Сареф не верил своим ушам, — неужели все побратимы такие мерзкие?

— Не все, — ядовито ответил Эргенаш, — но их достаточно, чтобы… инициировать стревлога через первое убийство, — внезапно его глаза вспыхнули тёмным огнём, которого Сареф до того никогда у него не видел, — я до сих пор помню своего первого побратима. Жадная, алчная, ленивая тварь с невероятно раздутым самомнением. Который считал, что каждый встречный стревлог за его милости должен падать перед ним на колени и целовать ему ноги. Я тогда, — Эргенаш рассмеялся, — мне тогда и делать почти ничего не надо было. Просто, когда мы оказались на месте, меня охватило такое чувство… странное… как будто я перестал осознавать, что делаю… и я словно бы видел всё это, но при этом всё происходило как будто не со мной. Словно мной овладел какой-то… тёмный восторг… а потом я очнулся — и увидел, что всё кончено. Моё тело сделало всё само, и надо было лишь избавиться от трупа.

Эргенаш замолчал. Молчал он больше минуты. После чего Сареф аккуратно спросил:

— Ну, а потом…

— А потом мне давали цели, которые надо было убрать до того, как они оскотинятся и начнут доставлять нашей расе проблемы, — развёл руками Эргенаш, — справедливости ради — из четырёх других — один бы точно оскотинился. Ещё двое — 50 на 50, и одна девушка, скорее всего, осталась бы нормальной. Но наши старшие, годами наученные не верить другим расам и ничего хорошего от них не ждать, просто предпочитали убирать любого, кто хотя бы в теории мог бы доставить проблемы.

— Ну а я? — уточнил Сареф.

— Я вынужден признать, что ты — действительно, уникальный случай, Сареф. Ты, действительно, понимаешь большую часть нашей боли — ведь ты и сам почти всю жизнь жил таким же бесправным, который был в лепёшку готов разбиться ради капли уважительного отношения. И абсолютно всегда ты с уважением относился и ко мне, и к другим стревлогам. Ты, действительно, веришь в то, что мы заслуживаем второго шанса. И даже в те моменты, когда ты узнавал неприятную правду…

Эргенаш осёкся. Но Сареф понял, о чём он говорит. Тот самый поход на Скорпикора, когда их разбросало по пещерам, и Сарефа нашёл Эргенаш, одержимый полтергейстом. И… у Сарефа волосы встали дыбом, когда он посмотрел на ситуацию с другой стороны. Ведь полтергейст… тогда эти слова были совсем не глупой провокацией. Он говорил правду! Потому что на тот момент Эргенаш, действительно, был готов предать его, едва в нём отпадёт нужда.

Сареф снова мучительно задумался. Снова он сталкивается с амбивалентностью нейтральных монстров. Одни, такие, как Ледяной Бивень, Безумный Богач, Скорпикор — если и не явно симпатизировали ему, то были настроены, по крайней мере, дружелюбно. И в противовес им — Змеиный Царь и тот же проклятый Кладбищенский Чемпион, которые, очевидно, ненавидят Сарефа и готовы наизнанку вывернуться, чтобы сделать ему больно. Так и этот момент… монстры, которые служат Скорпикору, на самом деле помогли ему, вот только понял он это лишь полтора года спустя…

— Ты не отворачивался от нас, — продолжал Эргенаш, — ты признавал, что некоторые вещи нам приходилось делать ради нашего выживания. Ни от кого я ещё не знал такого уважительного отношения. И поэтому я искренне не рекомендую тебе соглашаться.

— Блеск. Поздравляю, — салатовый стревлог закатил глаза, — ты только что сейчас помножил все труды по созданию лучшего будущего для нашей расы на ноль.

— Никакое будущее не будет себя стоить, если мы построим его на трупах тех, кто искренне нам поверил, — хладнокровно ответил Эргенаш.

— Поздравляю. Ты сохранил свою мораль чистой, как девственница к свадьбе сохранила свою девичью честь, — язвительно сказал белый стревлог, — может быть, ты нам теперь и новый план дашь? Потому что Сареф с нами явно иметь дела не станет.

— С чего вы такое вдруг решили? — мягко спросил Сареф, чей мозг уже полностью раскрутил идеальную стратегию поведения.

— В смысле? — Кагиараш удивлённо уставился на Сарефа, — ты что, не слышал всего, что мы сейчас говорили?

— А что вы такого говорили? — Сареф сделал ещё более удивлённые глаза.

— Парень, ты это серьёзно? — салатовый стревлог снова начал злиться, — или ты издеваешься над нами⁈

— Ладно, выразимся иначе, — вздохнул Сареф, — уважаемые. Вы сейчас не сказали мне ничего нового. Я вам даже больше скажу: все кланы так работают. Разумеется, непосредственно до убийства дело обычно не доходит, но, — Сареф вспомнил, как он уходил из Джеминид 2 года назад, — главы кланов всегда имеют возможность посчитать, сколько прибыли или убытков принёс тот или иной член клана или приближённый. И на основании этого жадного, ленивого или по прочим параметрам непригодного приближённого сливают в другой клан, понижают, изгоняют… вариантов масса. Так что, может быть, вы сейчас и рассказали мне не очень приятные вещи… но они есть везде. И если вы серьёзно предлагаете мне обидеться на то, что вы не желаете возить на своей шее дармоедов — то вы крайне дурного мнения о моём интеллекте.