– Ну может у тебя есть родственники, живущие вдалеке от города?
Предположение брата быстро натолкнуло Антона на мысль о бабушке, живущей в деревне, за лесом. В памяти одно за другим начали всплывать воспоминания о далеком детстве, в котором еще был жив отец. Вспомнился ржавый трактор, в который Антон любил залазить, злые собаки, стаи гусей и толстые коровы.
Сашка согласился, что деревня – лучший вариант для житья беглому ребенку. Там-то его никто не станет искать, а если даже догадаются, то можно будет спрятаться в поле или в лесу.
Худой парень, что стоял у стены, достал из рюкзака большую карту, разложил на земле и ткнул пальцем в зеленое пятно.
– Это лес. И он большой. Придется ночевать в нем.
Парень, что напомнил Антону про хомяка, печально вздохнул, но ничего не сказал.
– А это что? – Сашка указывал на желтый крест посреди леса.
– А это лечебница для душевнобольных, но она заброшенная.
– Это та, что проклята? – встревоженно спросил парень на ведре.
Тот, что в очках подтвердил опасения толстого, а тот в свою очередь принялся отговаривать Сашку от поспешных решений.
Но Сашка уже никого не слушал, он довольно смотрел на Антона, а во взгляде читалось твердое намерение пойти к бабушке через проклятую больницу для душевнобольных.
Проклятие психбольницы
Мишка подкинул в костер гнилое полено. Взметнулись искры, повалил белый дым, а из полена полезли насекомые.
– Нужно идти за дровами, до утра костер не доживет, – сказал он и поглядел на Сашку.
– Толстый пойдет, – распорядился тот и подмигнул Антону, – а мы будем жарить сосиски.
Толстым он называл Кольку, по словам Сашки они когда-то жили в одном подъезде, на разных этажах. Колька делал вид, что на прозвище не обижался, что позволит называть себя как угодно, лишь бы с ним дружили. Антон, как только увидел его пузо, с торчащими боками из потной футболки, маленькие красные глазки и щеки как у хомяка, проникся симпатией. Жалел и называл только по имени, а Колька краснел и улыбался.
Из синей палатки у березы, раздался обиженный голос:
– Я ведь в прошлый раз ходил.
Колька собирался лечь спать, раскладывал в палатке спальный мешок, пыхтел, сопел и часто шмыгал. Покрасневшее лицо выглянуло на улицу:
– Там темно, – озабоченно проговорил он, – и я устал.