Я снова укладываюсь в постель, потому что рёбра всё-таки болят достаточно ощутимо и слышу, как Дан включает внизу воду для мытья посуды. Золото а не парень, да и только! Но думаю я об этом вяло, без особых эмоций. Разбираться с ним пока нет сил. Никогда не верила, что в споре рождается истина. Может, и рождается: в споре как лучше строить дом или делать экспертизу старинного серебра, но только не в человеческих отношениях. Тут у каждого своя истина. Сколько людей, столько истин, выкладывай свою и на этом заканчивай дискуссии. Каждый будет иметь в виду твоё мнение — и только. Он сделает всё по-своему. И самое главное: никто никого ни в чём не убедит…
Под вечер я налила себе ванну внизу и, отмахнувшись от Дана, закрылась на задвижку. Кажется, он принёс из кухни стул и уселся под дверью. В самом деле — дежурный. Ну и сиди, красавец, моргай ресницами. Вот ведь наказание! Я осмотрела свои синяки, осторожно помассировала рёбра обеими руками. Это успокаивало. В общем-то, ничего страшного, бывало и похуже…
Потом достала круглое зеркало из шкафчика и примостила его на край ванны. "Свет мой зеркальце, скажи"… С этой синевой и опухшими бровями я особенно неотразима! Лицо героини — спасительницы Вселенной, пострадавшей за светлую идею, никак не меньше! Наградила же судьба физиономией!
Чего я только не делала, чтобы замаскировать досадные промахи природы-матушки. Перепробовала уйму косметики, сменила множество причёсок. Наконец, определилась с образом "женщина-зима". Пудра розовая, помада — тоже, бледная, с бежевым оттенком. Когда научилась сжимать рот, не закусывая, не надувая и не выпячивая губы, получилось очень даже ничего: спокойно и бестрепетно, без глупой нервозности.
С волосами возни было не меньше. "Родной", вызывающе-пшеничный оттенок не укрощали никакие причёски и укладки, он "кричал" о себе в любой стрижке и завивке, привлекая к себе внимание чуть ли не всех окрестных собак и ворон. Теперь я серо-платиновая блондинка и уже целую пятилетку ношу пристойное гладкое каре, которое иногда собираю в скромный хвостик и прикрываю шиньоном под "дулю". Без геля и при сильном ветре всё это прохладное великолепие может, конечно, превратиться в пышный веник древнеегипетской модницы, но я всегда начеку.
Долго не могла придумать, как притушить глаза. Никаких, конечно, подводок, туши — чуть-чуть. Всё портили брови и я их выщипала. Пропал "роковой" чёрный излом и моё лицо приобрело то самое мягко-глуповатое величие средневековых матрон, безразлично презирающих людские страсти со старых полотен.
Изменить манеру говорить, жесты, походку, было, конечно, ещё трудней, но над этим я тоже неустанно тружусь до сих пор. Главное — наивная девочка, агрессивный подросток и стервозная секс-бомба канули в Лету. Вместо них появилась не первой юности, спокойная, элегантная дама средней привлекательности, примерная, хладнокровная и почти неуязвимая.
Бывает, что меня начинает глодать ностальгия по себе прошлой и тогда я уезжаю подальше на недельку-другую, влажу в открытый алый сарафан или шорты с майкой, распускаю волосы и дурю напропалую. Кажусь чуть ли не двадцатилетней, смеюсь, танцую, кокетничаю, завожу знакомства, кружу головы. Раза три даже замутила недолгие романы. Но покой всегда оказывается самым завидным удовольствием в моей жизни и я, "нашалившись", снова возвращаюсь в любимый безопасный образ…
Дан вытерпел-таки моё уединение, даже взглядом не выдал обиды и тревоги. Молча расставил на столе посуду, подал кофе и… блины. Нет, в самом деле, блины! Золотисто-поджаристые, тоненькие, с кружевными узорами по краю.
Да ему просто цены нет! Я за свою длинную неправедную жизнь так и не научилась печь блины, а он — запросто. Может, он в Чечне вовсе не при штабе служил, а поваром на полевой кухне? За такие кулинарные изыски вполне можно получить повышение. Я бы и "полковника" не пожалела…
— Дан, нам нужно поговорить — с неожиданным аппетитом откусывая свёрнутый блинчик, сочащийся растопленным маслом, начинаю я.
— Да, Тина, я слушаю. — Взгляд напряжённый с трепыханьем ресниц, но прямо в глаза.
— Маринка уехала расстроенная. Вы поссорились?
— Нет… насколько я помню. По крайней мере, я не сделал ничего такого, что наводило бы на мысль о ссоре — он запинается, но продолжает, не отводя глаз: И ничего — чтобы считать себя виноватым.
— И не считаешь? — быть строгой с набитым ртом не очень убедительно и удобно, но упрямства мне тоже не занимать. Оно у меня вроде второй натуры.
— Нет. Но… Если она решила… Тина, я никогда не давал ей повода думать, что…
— Что значит "не давал повода"? Ходил в гости, водил в ресторан… Как будто ухаживал. Со стороны это выглядит именно так.
— Я просто вёл себя как положено. Вежливо, достаточно прилично. Делал услуги… вот и всё.
— А она решила, что из вас может получиться… пара. Ну, не знаю, как это назвать! Как вы, молодёжь, теперь называете свои отношения?
— Какие отношения? Я ни о чём таком с ней не говорил. Да и не думал даже. Какие между нами могут быть отношения!
ebooksa