— Что значит, "ни о чём таком не говорили"? И особенно — "не думал"! Обязательно нужно что-то говорить, чтобы она влюбилась в тебя по уши?
— Она всё неправильно поняла… Тина, пожалуйста, перестань, — его синий взгляд становится твёрже и уверенней: Зачем эти хождения вокруг да около? Ты же всё знаешь! И всё видишь.
— Что я вижу? Что я должна видеть, скажи на милость? То, что я старше тебя на целых десять лет?
— Не на десять. И какое значение имеет возраст? Моя мама была старше отца на двенадцать лет… О чём мы говорим, Тина? Я тебя люблю! Какое мне дело до твоего или моего возраста, до Маринки, до того, что обо всём этом можно подумать… Я просто люблю — и всё.
— Да ты же ещё совсем мальчик! Ты просто не соображаешь, что говоришь! — есть я уже не хочу и отбрасываю потерявший всю свою аппетитность кусочек теста на тарелку.
— Я не мальчик, Тина. И много чего повидал. Ты знаешь, что год в Чечне идёт за пять? А я там пробыл два года, да ещё почти год по госпиталям. Вот и посчитай, кто из нас старше.
— Я! Я старше. И давай не будем сейчас затевать ненужных споров. Мне это ни к чему. Вот ведь, не было печали!
— Я знаю — Дан пытается пододвинуть мне под руку сотейник со сливками, но я одним глотком допиваю кофе, уже не чувствуя, насколько он горячий.
— Что ты знаешь, Дан?
— Знаю, что я тебе ни к чему. Что ты уже устроила свою тихую, спокойную и, по возможности, незаметную жизнь. Я в ней лишний. Но ведь я уже есть, Тина! И я ничего не требую. Я не собираюсь тебе надоедать и докучать, просто пока побуду рядом. Я не посягаю на твою драгоценную свободу. Но просто так взять и уйти я тоже не могу. Не прогоняй меня, Тина! Тем более — сейчас тебе кто-то нужен рядом… Просто друг. Ведь у тебя есть друзья, от которых ты не спешишь избавиться, несмотря на их любовь.
— Не болтай глупостей! Друзья — это друзья. Какая ещё любовь!
— Это тебе так кажется. И хочется, чтобы казалось, потому что так удобнее… Тебе просто никто ничего не говорит. А я сказал… Это единственное, в чём проявилась моя пресловутая молодость.
— Но это же глупо! Глупо и смешно! В городе будет, над чем посмеяться… — я так злюсь, что готова закричать.
— Над чем? Если кому-то захочется посмеяться, то надо мной! Ты-то останешься такой, какой была — целомудренной и неприступной. Моя смешная любовь только прибавит доброй славы к твоей безупречности.
Всё было не так, но он ничего не понимал. А доказывать что-либо другому человеку в подобной ситуации — бесполезное занятие. Он ещё раз, не слишком понятно, намекнул мне, что в городе его задерживает не только любовь, и его взгляд ушёл сквозь меня в стену. Я, неизвестно почему, подумала о Хорсе и почти сразу остыла. Холод, пробежавший по спине, заставил забыть о большинстве неприятностей минувшего дня. Я ему поверила.
Мы договорились, что завтра Дан сдаст меня Галие " с рук на руки" и уедет в свой санаторий и разошлись спать.
***
Понедельник с самого утра оказался присутственным днём и меня посетили все, кто только мог. Сначала Ашот с Витькой, потом Лев Борисыч с женой и дочерью, за ними Васо с корзиной, способной накормить целый полк, оба Семёновых, несколько соседей… Холодильник и кладовка ломились от припасов, моя голова гудела, а "посещение больной" только набирало ход. После обеда явился Док и, вытолкав Маго с братом, заставил меня принять таблетки и порошок.
Он дал Дану строгий наказ оберегать мой покой и это принесло мне огромное облегчение, потому что внизу шумно квохтала группа дорогих родственников во главе с тётей Маней. Их бы я просто не пережила… Я снова заснула и проснулась только вечером. Мне заметно полегчало и я почитала под Моцарта. Дан тоже устроился с книгой неподалёку, пока не пришла Галия. Он неохотно, но покорно пошёл вниз к своей девятке, поглядел, задрав голову, в окно, и уехал.
Я болела целую неделю и со мной часа по два-три кто-нибудь сидел. Я читала, смотрела видик и понемногу работала с крестом. Большую часть приносимых яств Галия по утрам забирала домой. Она сначала со мной ночевала, а потом я убедила её, что необходимости в этом нет. Дан заезжал ежедневно, но надолго не задерживался.