– Вы уже начали видеть сны?
Я едва не подпрыгнула.
– Какие?
– Древний город. Черную башню. Потайные двери. Тени, передвигающиеся между огней.
Он в точности описал мои сновидения, если не считать потайные двери, и я подумала, что в них-то, наверное, и кроется самое худшее. Хотелось бы знать, как долго пришлось ему ждать, прежде чем это видение впервые посетило его, и как часто оно возвращалось. Страшно было представить, что оно навсегда останется со мной.
– Мне все же хотелось бы почитать эти бумаги, – проговорила я, и Уингейт Пизли II со вздохом встал и подошел к картине, изображавшей особенно неприятный отрезок береговой линии океана близ Аркхэма со странным радужным свечением в воде. Я не могла избавиться от ощущения, указывавшего, что за пенными гребнями волн скрывается нечто массивное и жуткое. За картиной оказался вполне современный сейф. Набрав код, Пизли извлек из сейфа пачку пожелтевших листов бумаги.
– Вы уверены в себе? – спросил он меня. – Потому что после того, как вы прочтете эти заметки, обратного пути для вас уже не будет. Ради вашей собственной безопасности прошу вас, мисс Хартман, передумайте.
Но я должна была
Протянув руку, я взяла эти бумаги и начала читать жуткую, леденящую кровь историю Натаниэля Уингейта Пизли. Только шорох перелистываемых страниц был слышен в кабинете. Я не могла остановиться и пожирала теснившиеся друг к другу, написанные от руки предложения со все большей и большей скоростью, и каждая новая фраза приносила мне очередное потрясение своей узнаваемостью.
Я вспомнила манеру, в какой Кен и Дарлена Портеры расстались со своей матерью – Кен немедленно, а Дарлена в паническом бегстве. И собственную реакцию на Аканту, пульсировавшую в недрах моего существа.
Она была одинакова. В точности одинакова.
Истории Пизли было сложно поверить, она очевидным образом была сочинена кем-то, находившимся во власти серьезных заблуждений, – во всяком случае, он предполагал, что тело его было захвачено существом из другого пространства и времени, явившимся на землю, чтобы изучать человечество. Способным посещать и посещавшим несчетные виды созданий, населявших пространство и время нашей вселенной, разыскивая новые и новые создания, в плоть которых он мог бы переместиться (действительно, весьма экономный способ космического путешествия). Но даже при этом сны его произвели на меня самое глубокое впечатление. Уже тем, что великий город, приснившийся мне в таких жутких подробностях, присутствовал и в его разуме. A также в разуме его сына и в разуме внука.
Словно бы он действительно существовал. Во всяком случае, некогда, в далеком прошлом.
Последняя часть его истории, повествовавшая о сделанных им открытиях, показалась мне еще менее вероятной, чем ее начало. Закончив чтение, я распрямилась и задумалась. Пизли с интересом наблюдал за мной, на какое-то неприятное мгновение напомнив мне наблюдавшую за мной Аканту.
– Итак? – проговорил он, едва скрывая свой интерес. – Текст этот помог вам?
– Но я так и не поняла, какое отношение эта история имеет к манускрипту Войнича, – проговорила я. Вместо ответа он взял в руку последнюю страницу – которую не передал мне – и положил передо мной на стол.
Здесь на сливочно-белой бумаге маршировали аккуратные и совершенные строки, сделанные теми же самыми буквами, что появлялись под пером Аканты в то утро. A также проведенные чернилами странные волнистые линии, изображавшие чужое для нашего мира растение, самым неуютным образом напомнившее мне зубастый рот и ноги, прямо-таки рвущиеся унести его вдаль.
– Мой дед под конец своей жизни нарисовал много подобных страниц, – продолжил Пизли. – Он утверждал, что берет их из головы, и надеялся на то, что, перенося свои видения на бумагу, найдет облегчение. Не думаю, чтобы он достиг своей цели. И представьте себе потрясение, испытанное мной, когда я узнал о манускрипте Войнича и обнаружил, что какой-то несчастный