Новая заря

– Вот о том я речь и веду.

– Не о том ты говоришь и не с тем, – холодно произнес Патриарх. – Ступай к государыне императрице да предложи возглавить оборону города. Она баба толковая. Не откажет.

– Она – баба.

– Баба, помазанная на Императорский престол. Она законный соправитель Дмитрия. Ей и решать.

Василий Шуйский раздраженно посмотрел на Иова и, ничего не говоря, вышел.

Глава 3

18 января 1608 года, Москва

Василий Шуйский, уйдя от Патриарха, начал истово работать с электоратом.

Соус был один – подготовка к защите Москвы. К Марине он так и не зашел, демонстративно ее игнорируя. Однако про Дмитрия отзывался в самом лучшем ключе. Дескать, пока император из последних сил сдерживает татар, мы здесь прохлаждаемся. Он выигрывает нам время, чтобы подготовиться и защитить город. А мы? Ну и так далее.

Таким образом, он выступал, позиционируя себя как сторонника и сподвижника Дмитрия, завязывая на себя тех, кто тяготел к императору, но не хотел подчиняться женщине. Марина не вмешивалась. Да и что она скажет? Он ведь про нее ни слова дурного на людях не говорил. Просто игнорировал, будто бы ее и нет. Ей оставалось только нервничать, готовиться к какой-нибудь каверзе и пытаться связаться с мужем.

Голубиная почта практически не работала.

Зная о том, что в городах Руси практикуется связь голубями, Герай привез из степи с собой много хищных птиц. Поэтому сообщения из городов могли уходить только первые полдня – день. Потом связь прерывалась практически полностью. Разгром его войска привел к тому, что под Серпуховом, а потом и под Коломной на свободу попало много хищных птиц. Как итог – голубиную почту полностью парализовало, нанеся огромный урон птичьему поголовью. Поэтому императрица сидела в неведении и утешалась только словами Патриарха, указывающего на слабость позиций Шуйского.

Широкой массе горожан же это было малоинтересно.

Они знали только одно – от Дмитрия ни слуху ни духу и где-то под Москвой бродит огромная армия степняков. А потому начинают сплачиваться вокруг весьма харизматичного лидера – Василия Ивановича Шуйского. Его палаты стали стихийным клубом по интересам.

Сюда приходят помещики, стрельцы и прочие. Обсуждают обстановку, делятся страхами и треволнениями. Кремль и императрица автоматически оказались в естественной изоляции. Шуйский специально старался нивелировать их значение. Императрица же попросту не может ничего предпринять, ведь формально он не только не вредит, но и, наоборот, о благе ее печется. Тем более, что уже через пару дней он обрел такую популярность, что приказ арестовать его стал практически невозможным к исполнению. Возможно, Марина бы и решилась на это, если бы твердо знала, что с ее супругом и его армией все в порядке. Однако она того не ведала. А потому боялась, что татары действительно ворвутся в Москву. За себя… и за сына.

Однако разговоры в «клубе Шуйского» очень быстро приобрели весьма опасные настроения.

Помещики жаловались на свою нелегкую судьбу. Дескать, денег нет ни на что. Чуть ли не на подножный корм перешли. И то ли еще будет! Они просто в ум взять не могли, чем они перед Государем провинились и за что он их так унижает. Честно же службу несли.

Стрельцы же, которых Дмитрий напрямую пока не прессовал, тоже стенали. Ведь он стал устраивать им регулярные смотры и, если что не так, делал либо предупреждение, либо разжаловал из стрельцов. За дело. Неприятно, но все понимали, что не самодурство. Их волновал другой вопрос: почему он новых стрельцов не верстает? Ведь если так пойдет, то лет за пять-десять от стрельцов останутся одни воспоминания.

И так далее. И тому подобное.

Люди ворчали и недовольно перемывали косточки делам недавним да многим уже нелюбимому Земскому собору. Ведь установил такие неудобные правила. А Василий Шуйский с умным видом кивал да поддакивал, местами соболезновал, истории всякие из славного прошлого рассказывал, да и вообще всячески располагал людей к себе. Дескать – он их понимает и согласен. Но что он может? Сам вон как пострадал. Эх-эх. Судьба его тяжкая!