Никто не перебивал его во время тирады, только потом Егор переспросил:
— Чего это было?
— Не «чего это было», а рассказ Ивана Бунина «Лёгкое дыхание», — раздражённо ответил Сазонов. — Классику знать надо.
Крест был, конечно, дешёвый, из сосны. Чистая времянка на первые месяцы, пока земля осядет. Через год после похорон можно будет привозить каменный. Но вот белый медальон и поразительно живые глаза точно соответствовали, словно Олю Мещерскую Бунин срисовал с Юлии Старосельцевой, родившейся на несколько поколений позже.
Пока младший брат молча общался с покойной сестрой, Егор поманил Сазонова в сторону и показал фото, добытые у грузина, рассказав всё известное о нём со слов Инги.
— Отлично. Вернёмся в Минск, скажу Аркадию сделать фотокопии, оригиналы тихо верни на место. Не исключено, москвичи будут брать грузинскую мафию оптом. Тогда получим приказ обрубить и все их белорусские корешки, а против приказа из Москвы никакие белорусские менты и местная партноменклатура не дёрнутся. Поэтому по завершении дела о взрыве продолжай пасти секретаршу Бекетова. Она понадобится как свидетель. Подпишет показания?
— Если её босс уже будет закрыт и чуть надавить — вне всяких сомнений. Такие заботятся о себе. Его она боится и ненавидит.
— У тебя с ней продолжаются близкие отношения?
— Больше ничего не было. Это не роман. Так… Скорее её прихоть. Тем более, увольняется к 1 февраля. Я постараюсь не упустить её из виду, если за Бекетова возьмётесь позже.
— Ты всё правильно понял. Действуй. Поможешь до конца с Бекетовым, выпишу тебе премию, кроме оперативных расходов.
Вот так, подумал Егор. Человек потерял жену, едва не погиб сам. А в результате привлёк к себе внимание милиции и КГБ, настолько, что его самого закроют по делу, к взрыву не имеющего отношения.
Они вернулись в РОВД, Лёха выбежал навстречу, едва заметив «Волгу» через окно.
— Привезли. Пьяный — в хлам. Оставлять в дежурке до вытрезвления нельзя. Все кореша и клиенты его отца слетятся выручать, особенно если произойдёт утечка о подозрении в убийстве Старосельцевой.
— Берём его в нежные объятия и везём в Первомайский, — сориентировался Егор.
— Главное — здешним сказать, что отправили его в УР области, пусть ищут до посинения, — вдохновился Лёха. — Посидит у нас в клетке до вытрезвления, потом побеседуем.
— Незаконно. Но правильно! — заключил Сазонов.
Обратная дорога прошла в том же молчании, но куда в меньшем комфорте. Вован, сидевший между Лёхой и Егором, норовил пристроиться головой на плечо то одному, то другому. На Инструментальном смог своим ходом покинуть машину, хоть на ногах стоял не твёрдо. На второй этаж его тащили под локти, Сазонов замыкал процессию.
Лёха выдвинул стул для Коляна на середину комнаты, подальше от своего стола, приоткрыл форточку. Всё равно воняло.
Это был крупный мужчина, ростом ниже Егора, но плечистый, с наметившимся пивным животиком. Голова сидела на плечах практически без посредничества шеи. Невысокий лоб под коротко стриженными волосами морщился при каждом резком звуке. Глубоко утопленные глаза с неприязнью смотрели на окружающих. Руки тряслись и расплёскивали воду из стакана, но явно не от страха.
Сазонов выбрал себе место в углу, наблюдая задержанного в профиль.