— Тоже знаю. Чтоб потом раззвонить всему «Верасу», скольким я ей обязана. Такой характер.
— Всё равно… — он перешёл совсем на шёпот. — Рад тебя видеть и приглашаю на фаер-шоу в субботу вечером.
— Я сменщицу пасу.
— Превосходно. Бери с собой. Представление целомудренное, без покушения на собственность Бекетова.
— Он окончательно слетел с катушек. Считаю дни до февраля.
— Уходи раньше, если есть замена.
— Не могу. Насчёт субботы… Позвони в субботу около двенадцати.
— Непременно. Да, я тут сапоги купил, Прокофьевна буквально насильно сунула в руки. Цена особая…
— Понятно, урегулирую вопрос. Если что-то нужно, выбирай. 1 февраля лавочка закроется, — она кисло улыбнулась. — Если не охмуришь мою сменщицу.
— Тоже самая красивая девушка иняза?
— Из нархоза. Мисс Вселенная. Рекомендую.
Она шутила, пыталась улыбнуться. А в глазах — боль. Хорошо хоть, больше никаких следов побоев.
Веки, налитые свинцом, согласились открыться только после нечеловеческого усилия. Егор обнаружил себя лежащим на стульях и укрытым курткой в кабинете, теперь общем для него и Вильнёва.
При попытке встать зацепил таз. Пустой. Какая-то добрая душа поставила, чтоб метнуть харч, если всё же припрёт, главное — не на пол. Та же или другая добрая душа наполнила графин водой. Не наливая в стакан, присосался к горлышку.
Стрелки часов приближались к половине восьмого. Зеркало на стене показало рожу с плаката «пьянству — бой».
Прошедшее с момента, как выехали в столовую ПТУ, специально снятую для празднования днюхи, выветрилось из головы настолько начисто, что сравнялось с воспоминаниями бывшего владельца туловища — абсолютный вакуум. Во рту — конюшня. В душе — нежелание жить.
Что бы сделали более опытные товарищи-менты? Добыли бы пивка.
Что бы сделал прежний Егор? Помолился Леониду Ильичу?
Нынешний проверил карманы. Всё на месте. Пакет с сапогами в углу, не пропал. Ключ от кабинета торчал в двери изнутри. Незапертой.
Лучшее средство для протрезвления — холод. За окном его хоть отбавляй.