— Какой?
— С седьмого на восьмое января Рождество Христово, — словно спохватившись, Егор добавил: — Комсомольское.
— Комсомольское? Ты неисправим… И исправлять тебя не собираюсь, — её глаза задорно блестели в полумраке, освещённые только уличным фонарём через занавески. — Только учти, активист, я — западенка. Коляды у нас католические, они перед Новым годом. Narodził się Bóg dziecina w Betlejem[10], — последнюю фразу она пропела. — Я — крещёная в костёле. А ты, идейный атеист, сам-то крещёный?
Вопрос застал врасплох. Московского Егора крестили в 2000-м году, а местного… Но, если так, душа важнее, куда бы она не вселилась.
— В православие. Но я ответственности не несу! Не мог же, упираясь младенческими ножками-ручками, орать: верю не в Бога, а только в бессмертное учение Маркса, Ленина, Сталина и Хрущёва, отстаньте, мракобесы поповские… Хотя — орал. Родители говорили, крикливый был. С младенчества готовился к комитету комсомола.
— Иногда я не понимаю, во что ты веришь, во что не веришь… У тебя через фразу — Ленин, Родина, партия, комсомол. И сплошные шуточки. Хоть что-нибудь воспринимаешь всерьёз?
— Тебя. И сейчас всерьёз за тебя возьмусь!
Он наплевал на осторожность и на возможный стук в дверь в любую секунду, исполнив угрозу. Потом начал собираться.
— Егор! Я узнаю, будут ли девочки завтра вечером.
— Узнай. Если не удастся уединиться, придумаем что-нибудь другое. Хочешь — пойдём на что-нибудь старое в клуб имени Дзержинского. Я посмотрел их расписание.
— Как скажешь, милый. Можно ещё в бар «Ромашка» на Машерова, 7, коктейли отведать. Но там очень дорогой вход — по три рубля с человека.
Он пообещал сводить и в «Ромашку», затем удалился, совершенно не подумав о том, какое впечатление произвело брошенное им «чем выше любовь, тем ниже поцелуи». Пусть как бы в шутку, чужой цитатой, мимоходом и не в виде признания прозвучало слово «любовь». Но оно было сказано. И заставило девушку кусать подушку перед тем как уснуть, даже когда пришли три остальные студентки.
У Егора все в полусерьёз. Легко переводится в шутку. Любовь тоже?
Инга прогревала автомобиль минут пять-шесть. За это время преодолела бы половину пути до «Вераса» пешком.
— Поднимешь капот — увидишь болтающийся провод, отсоединённый от электроклапана. Зайдёшь с левой стороны, — шептал Лёха, наблюдая за жертвой очередного коварства. — Как только прогреет мотор и двинет вперёд ручку обогащения топлива, мотор тут же заглохнет. С её небесным мастерством вождения ни в жизнь не догадается снова вытянуть подсос и доехать на обогащённом топливе.
— Колесо спущено? — ради очистки совести спросил Егор.
Соучастники стояли, пригнувшись, за мусорными баками и, наверно, напоминали забулдыг, вышедших поживиться в мусорке пустыми бутылками, чтобы сдать и на вырученные копейки купить пива, чтоб залить горящие трубы. На готового к уличному пик-апу неотразимого Алена Делона практикант не тянул совершенно.
— Утром запаска стояла. Наверно — заметила, попросила кого-то. Короче, втыкай провод — холостой ход вернётся. Ты же мальчик большой, втыкать умеешь?
Не дожидаясь, когда белые «Жигули» тронутся, Егор вышел из засады и решительным шагом пошлёпал к выезду из двора, не обернувшись на рычащее поволжское чудо техники. Время рассчитал верно.
Было слышно, как обороты снизились, мотор заглох. Включился стартер, он подхватил и снова заглох, подляна сработала. С упорством, достойным лучшего применения, секретарша ещё трижды запускала двигатель, стойко не желавший трудиться при отпущенной педали газа.