— Проходил мимо и забыл.
— Убиваешь меня! А Короткевича ты хотя бы не забыл? Или Василя Быкова?
Не желая падать лицом в лужу, тем более — его нос находился уже в сантиметре от той лужи, Егор вспомнил имя литератора-диссидента, о котором слышал в КГБ.
— Не смейся. Лучше почитай мне Бородулина.
Без всякой паузы, словно весь день готовилась, Настя принялась декламировать:
А ведь белорусы — самые близкие родичи русских, но и здесь бродят настроения, которые через шесть-семь лет выльются в требования воли, думал Егор. Потом, после нескольких непростительных ошибок Горбачёва, развалят Советский Союз. Гэбисты вроде Сазонова и Образцова понимают пагубность подобных веяний, но ничего не делают — не могут или не хотят.
— Насть… Бородулин в школьной программе, нет?
— Конечно! И этот стих — в числе рекомендованных. Хоть он на грани дозволенного. Нас учат втолковывать школьникам про великую новую общность — советский народ. А не про особенности белорусской нации.
— Тогда расскажи что-нибудь… Нешкольное.
Они перешли через Немигу.
— Ладно. Слушай. Только — никому. Одну из наших по инстанциям таскали за это стихотворение.
— Могила.
Девушка задумалась буквально на пару секунд, вспоминая слова. Снежинки падали на непокрытую рыжую шевелюру.
Мой товарищ, в смертельной агонииНе зови понапрасну друзей. Дай-ка лучше согрею ладони яНад дымящейся кровью твоей…
Последние слова о том, как солдат снимает и присваивает валенки со своего всё ещё живого друга, потому что «нам ещё наступать предстоит», Настя выговорила глухо, печально, словно через силу.
— Понимаешь? Зою обвинили в том, что она публично на филфаке прочитала стихотворение, воспевающее мародёрство. Но ведь в этих словах — настоящая правда жизни! Жестокая — да. Тысячи людей переписывают «Мой товарищ, в смертельной агонии…» от руки, учат наизусть. Как песни Высоцкого — переписывают друг у друга на магнитофон, а «Мелодия» как издевательство выпустила единственную пластинку с «Утренней гимнастикой».
— Это тоже были стихи Бородулина? Про валенки?
— Ты что! Ион Деген. Танкист. Белоруссию освобождал. Подробностей не знаю, его никогда не включат ни в программу средних школ, ни вузов.
— Думаешь?
— Конечно. Вспомни слова Высоцкого, «поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души». Наши из школьной программы — забронзовевшие, что душами, что пятками. Не порежутся. Бородулин и Короткевич — исключение. Может, ещё несколько. Даже Купала и Колас, написавшие гениальные стихи в начале карьеры, позже они умерли для меня как поэты, раскатанные катком соцреализма, — она резко переменила тему на ещё более скользкую. — У тебя есть коротковолновый транзистор?
ebooksa