Прозвучи эта песня где-нибудь на «Голубом огоньке» 1982 года, КГБ закрыло бы и исполнителя, и автора, и телередактора, выпустившего антисоветчину в эфир, потом выбросило ключи от камеры. Может, я излишне страхуюсь, думал Егор, но лучше не рисковать. Любая песня из двухтысячных, подходящая по стилистике, должна быть проверена на соответствие руководящим указаниям Пленума ЦК КПСС по вопросам культуры и искусства. И, вероятнее всего, подвергнуться кардинальному изменению текста.
Егор прошёл мимо вахтёрши. Ему оставалось только, скинув зимнее, подняться в 404 комнату, попросить гитару и спеть — от души, не оглядываясь на разрешённый репертуар: It"s Raining Men! Hallelujah! Парень есть только у Насти, трём остальным очень впору пришёлся бы дождь из одиноких мужчин. Девочкам бы наврал, что песня взята из репертуара Дина Рида или Демиса Руссоса, а потом показал бы, как станцевать под музыку дождя в духе Джерри Холливелл, лучшей исполнительницы этой заводной песни.
Танца не получилось.
Настя выпихнула кавалера в коридор и повисла на его шее.
— К нам нельзя! — шепнула на ухо. — Девочки час стояли на морозе, спрашивали лишний билетик на Театр Сатиры. Вернулись промёрзшие и ни с чем. Простудились сильно, кашляют. Не у каждой есть мужчина, достающий билеты.
— Я их видел, когда шёл в сторону почтамта. Бедняжки!
— Как твоё спецзадание?
— Лучше всех. Если я раскрою стр-р-рашное преступление, меня, быть может, наградят, — он всхлипнул. — Посмертно.
— Как всегда — шутишь. Какое преступление?
— Взрыв гастронома на улице Калиновского. И это уже не шутки.
Она отстранилась и внимательно всмотрелась — правду ли говорит или насмехается.
— Расскажешь?
— Непременно. Когда всё закончится. Я сам ещё не разобрался.
Они устроились на подоконнике в торце общего коридора и ворковали с полчаса. Слова, сказанные Сазонову, что в общежитии хватает укромных уголков для уединения, в этот вечер не соответствовали действительности.
Тренировка в воскресенье по утрам была нерегулярной и необязательной, по желанию. Егор решил её посещать. Не имея друзей и каких-то постоянных дел в общежитии, здесь он довольно быстро начал чувствовать себя нормально. Пройдёт месяц-два, и обладатель чёрного пояса Евстигнеев обретёт прежнюю форму, выходящие против него вряд ли заметят подмену.
Решив, что ученик обрёл контроль над ударами и пристойно строит защиту, тренер позволил якусоку кумитэ (учебный спарринг) с другим соперником.
Памятуя, как сделал синими фаберже учителя, Егор чересчур осторожничал и пару раз крепко огрёб — сначала пропустил маваси гэри в голову, когда стопа соперника пробила блок и звонко шлёпнула по уху, укрытому шлемом. Затем ура маваси гэри, получив пяткой в почку, и это было уже довольно неприятно.
— Ямэ! — выкрикнул сэнсей, разводя соперников. — Егор, не бьёшь ты — бьют тебя. Не тушуйся. Глеб умеет и защищаться, и нападать, и держать удар. Хадзимэ!
В последние две минуты было очевидно, что соперник предпочитает акробатику, трудную для применения на улице, с высокими ударами ногами, в том числе в прыжке. Егор решил попробовать тактику, простую до одури, как Лёха, крушащий ломом замок. Маэ гэри — прямой в живот! И не убрал ногу «по классике» после встречи стопы с блоком, а продолжил движение, сократив дистанцию. Микроскопических долей секунды, необходимых обороняющемуся, чтоб поднять руки из нижнего блока в верхний, хватило для удара в голову. Контрольный Егор провёл локтем и остановился — Глеб удержался на ногах, но явно был потрясён.
— Ямэ! Оба хорошо отработали. Восстанавливайте дыхание — и на растяжку. Глеб! Будь готов к нестандартным ходам соперника.