Секунд пятнадцать висел.
А потом взял себя в руки и усмехнувшись, спросил:
— И давно вы знаете?
— О том, что ты шпионишь для Кольбера? С самого начала. Вы верно за дикарей нас принимаете, если позволяете себе так грубо работать. Хотя… ничего нельзя спрятать лучше, чем положив на виду. Не так ли? Восемь покушений. Такое упорство.
— Восемь неудачных покушений.
— О! Это меняет дело. — едко усмехнулась Арина.
— Почему меня не взяли сразу?
— А ты не понимаешь? Подумай. Что ты делал?
— Я?
Учитель музыки, вроде бы взявший себя в руки, вновь побледнел.
— Вижу, что понял. Ты завершал дела. Сдав нам часть своих подельников. В том числе и в среде аристократии. Большое тебе спасибо за это. Ну и документы. Ты ведь везешь с собой много всяких… хм… писем. Часть из которых получил от своих подельников. И без твоего отъезда, многие из них так и не появились бы на свет или продолжали лежать в тайниках.
Мужчина зажмурился.
Словно его прострелила сильная зубная боль.
Наклонился.
Схватился за сердце.
И попытался незаметно достать из кармана маленькую склянку. Но его руку почти сразу перехватила лапа Герасима.
— Му-му… — произнес он, покачав головой.
— Сейчас мы пройдем в твою комнату. Ты оденешь новую одежду. Мы прихватили ее для тебя. Свежую. Чтобы без неожиданностей. Соберем твои вещи. И пойдем к каретам. Так что не шали.
— А за ради чего мне вести себя покладисто? — холодно спросил учитель музыки. — Чтобы сдохнуть в мучениях в подвале у этого нелюдя?
— У нелюдя? Это ты о ком? — невозмутимо переспросила Миледи.