Потоп

22
18
20
22
24
26
28
30

— Османская армия перешла Дунай и должна встать на зимние квартиры в Гетманщине. Но она небольшая. Основные их силы собраны под Керчью, где, хоть и умылись кровью, но осаду продолжают. Правда полностью крепость заблокировать не в состоянии и это все — сущая фикция. С началом кампании османы, сообща с гетманом, их полевая армия должны предпринять наступление на русских. Но справятся ли они — не знаю. Уверенности в этом нет.

— То есть, это поражение в войне?

— Видимо, сир. И это даже при том, что в новую кампанию не вступят новые участники. А могут. Мамлюки, персы и шведы — уж точно. Да еще поговаривают — датчане с меклебуржцами могут. В этом случае Речь Посполитую и Великую Порту просто раздавят. Растерзают. Разорвут на куски. А тут еще и наше поражение при Венеции. Это ставит вопрос целесообразности продолжение итальянской кампании. Что даст возможность включится в дележ этого пирога еще и австрийцам.

— И сделать мы ничего не можем? Может быть как-то повлиять на русских?

— Наши возможности ограничены. Сильно ограничены.

— А что наш человек у принца? Он все еще не сделал свое дело?

— Увы, сир. Восемь покушения и все в пустую. Алексей словно заговоренный.

— Он уже возвращается?

— Никак нет, сир. В Москве вообще странные дела творятся. Когда он уже уезжал — на него напали разбойники. Чудом спасся. Две недели в постели лежал. Встать не мог. Так что я порекомендовал пока не дергаться. Просто сидеть рядом с принцем и по случаю нас информировать о его делах. Потому что в самой Москве мы потеряли почти всех. И он один из немногих, кто остался.

— Как это? — нахмурился король.

— Точных сведений нет. Просто внезапно выяснилось, что почти все агенты и завербованные ими люди пропали. С концами. Их больше никто не видел. Вероятно, их убили.

— Русские?

— Тогда бы они взяли нашего человек, что у принца находится. И тех немногих, кто пережил эту резню. Но они остались. Мы полагаем, что это активность Габсбургов. Нам сейчас главное — не потерять всех. А их цель, видимо, в этом и заключалась.

— Мы можем ответить им тем же?

— Боюсь, что не сейчас. В Москве это сделать просто не кем. Вся ситуация вообще выглядит очень странно. Видимо кто-то предал нас. Кто-то из тех, кто не был посвящен во все тайны и не знал всех агентов. Кто — пока не ясно. Вероятно — один из выживших. Хотя изменник мог и сбежать, имитировав свою гибель. Наша агентура в Москве сейчас парализована. Остался только человек при принце и несколько завербованных торговцев, оказывающих посреднические услуги. И все. С торговцами вообще непонятно — получится ли восстановить рабочие отношения. Они испуганы. А наш человек при принце сам едва не погиб. Так что я приказал ему сказаться больным и не покидать территорию дворца. Во всяком случае — какое-то время.

— А Габсбурги не сдадут его царевичу?

— Непонятно. Их поступок труднообъясним. Возможно его посчитали курьером, а потому не представляющим угрозы. Он сказал, что они хотели захватить его бумаги. И ему пришлось бросить кофр с ними в болото, после чего ему удалось оторваться. Все выглядит так, словно действовали они быстро, опасаясь негативной реакции принца. Поэтому в такой спешке и действовали. Впрочем, я вполне допуская, что зная о том, чем на самом деле занимался наш человек, доказательств, подходящих для принца, они не имеют. Иначе объяснить, почему он все еще не взят, не выходит.

— Значит… — чуть пожевав губы, произнес король, — у нас больше нет былой осведомленности о делах в Москве?

— Да, сир. И я не знаю, когда она наступит. Потребуется время для внедрения новых людей. Не удивлюсь, если Габсбурги будут пытаться нам помешать.

— Но зачем они это сделали?